— Вы еще слишком малы, чтобы носить подобные вещи.
Ей удалось завладеть браслетом, однако Мария отступила назад, прикрывая обеими руками ожерелье.
— Оно мое, — сказала Мария. — Моя мама дала мне его, чтобы я помнила о ней, пока ее нет.
— Она этого не говорила, — возразила воспитательница, которая подслушивала.
— Но именно это она имела в виду, — упорствовала Мария.
— Все равно. Отдай его мне. Я сберегу ожерелье, и ты будешь носить его, когда станешь старше.
Но Мария не шевельнулась. Воспитательница подошла ближе и попыталась расстегнуть застежку, и добропорядочный, смиренный ребенок Франции, наклонив свою прелестную головку, впился острыми маленькими зубками в руку мадам-воспитательницы.
Король, которому доложили о случившемся, был менее шокирован, чем рассчитывала мадам.
— Оставьте им эти безделушки, — сказал он, — они лишились своей матери.
Дело в том, что король тоже думал об Альеноре, вспоминая ее достоинства и забывая все остальное, — будто она уже умерла.
— Им не повредит помнить о ней, — продолжал он печально. — Она была мужественной женщиной. Хотя бы это качество, я надеюсь, девочки заимствовали у нее.
Мадам-воспитательница ушла неудовлетворенная, зажав ладонью ноющий большой палец.
В Аквитании вновь была весна. В садах вокруг города Пуату дождем сыпались на землю белые лепестки с отцветающих сливовых, персиковых и грушевых деревьев, но трава под ними и обочины дорог захлестнула густая волна ярких полевых цветов, и воздух был напоен запахом свежескошенной травы. Тонкий аромат проникал даже в верхнюю комнату, где Альенора сидела перед зеркалом, а Амария расчесывала ей волосы.
Впервые за последние пятнадцать лет, думалось Альеноре, она встречает весну на своей земле и для полного счастья ей не хватает только детей. Она скучала по ним сильнее, чем ожидала. В Париже из-за множества существовавших формальных правил и предписаний, определявших порядок воспитания и поведения девочек в повседневной жизни, Альенора проводила с ними мало времени. Но тем не менее они были где-то рядом, недалеко, и когда она куда-нибудь уезжала, то там, вдали, придумывала для детей различные маленькие забавы и смешные истории, и потому их встречи, хотя и непродолжительные, всегда проходили весело и сердечно.
Вздохнув, Альенора сказала:
— Сегодня, Амария, мы будем отдыхать. Целых десять дней я занималась государственными делами, расспрашивая и отвечая на скучные вопросы, просматривая неинтересные отчеты. Сегодня я отложу все дела, мы поедем верхом на прогулку, посмотрим, как заготавливают сено, возьмем с собой провизию и устроим пикник под деревьями, затем поспим в тени и по вечерней прохладе вернемся домой. Должна признаться, Амария, что мне доставляет огромную радость говорить: «Я сделаю это или то», не спрашивая ни у кого предварительно разрешения и не опасаясь последующих упреков.
Альенора заметила в зеркале угрюмое выражение лица Амарии.
— Что тебя беспокоит? — спросила она, видя, что Амария отмалчивается. — Если у тебя болит голова, ты можешь не ехать…
— Если вы поедете, то я поеду с вами. Но я думаю, вы поступили бы разумно, оставаясь, по крайней мере, в пределах городских стен, хотя, Бог свидетель, даже здесь вы не можете чувствовать себя в безопасности. Мне кажется, что мы вообще больше никогда не будем в безопасности.
— Ах, перестань! Ты явно преувеличиваешь. Две небольших стычки по пути из Парижа? Просто проказы глупых юнцов. Мы ведь под надежной защитой.
— Я не столь отважна, как вы. Но я знаю, что, когда мужчины защищают женщин от других мужчин, отдельные удары, которыми они обмениваются, могут достаться и самим женщинам.
— Никто не тронет даже волоска на наших головах. Что с тобой, Амария? Ведь ты не была такой робкой во время крестового похода.
— Я всегда была робкой, но там, по крайней мере, мы узнавали наших врагов по одежде, по внешнему виду. Те же юнцы, как вы их назвали, которые ждали в засаде у брода, выглядели как христиане, и им почти удалось захватить нас врасплох. Два молодых аристократа уже пытались увезти вас и силой заставить выйти замуж… Алчных, бессовестных молодых сеньоров так же много, как одуванчиков в поле. А вы толкуете о том, чтобы поспать под деревьями на солнышке. Если мы поедем на прогулку, то я умоляю вас, миледи, взять с собой сильную охрану.
— Для твоего успокоения я это сделаю, однако не забывай: мы теперь в пределах моих владений.