Когда лекарь вошёл в комнату, где лежала Актис, то увидел её уже в бессознательном состоянии. Рядом крутились, как перепуганные куры, три служанки и все трое награждали подзатыльниками четвёртую девочку-подростка, когда та, вдруг оказывалась у них под руками, посмотрев на больную, врач сразу понял, что дело очень серьёзное. Последователь Гиппократа покачал головой и вынул из сумки какое-то зелье в глиняной склянке.
— Давайте это через каждые два часа, — сказал он, — и не забывайте молить богов о выздоровлении, да посылайте им больше жертвоприношений. А это, — он вынул амулет на тонком шнурке, — повесьте ей на шею. Завтра я ещё раз приду.
Сказав эти наставления, врач поспешил удалиться. Как было велено Диомедом, Актис напоили рекомендованным лекарством и оставили в покое. К счастью, или Диомед оказался неплохим врачом, или лекарство было не просто варевом из речных улиток, но Актис стало лучше. Она пришла в сознание, и уже не ощущала того сжигающего её изнутри огня, и снедающего снаружи холода. Юлия обрадовалась и принесла хозяйке чашку горячего мясного бульона.
К вечеру всё началось сначала, только больная не теряла в этот раз сознание, а всё принимала наяву, лишь изредка уходя в бредовое состояние.
Когда Актис очередной раз, выйдя из бреда, открыла глаза, то увидела над собой взволнованное и озабоченное лицо Клодия. Она радостно вскрикнула и с трудом протянула ему руки.
— Клодий, ты? — еле шевеля губами, проговорила она.
Услышав, что обращаются к нему и, увидев, что Актис пришла в себя, Клодий смутился. Он закусил губы и ничего не ответил.
— Почему ты молчишь? — спросила Актис, пытаясь приподнять голову с подушки.
— А что я должен говорить? — неожиданно громко спросил Клодий.
Актис вздрогнула.
— Что ты говоришь, любимый? — прошептала она. — Что с тобой? Меня пугает твой тон!
— Не говори мне «любимый», изменница! — закричал Эллиан.
— За что ты наказываешь меня так, о боги? — Актис заплакала. То, что произошло, потрясло её.
— И ты ещё спрашиваешь? — Клодий схватил жену за руки и с силой притянул к себе. — Смотри на меня!
Актис и без того смотрела на мужа, широко открыв глаза. Голова у неё кружилась, всё тело болело и пылало огнём, почти невозможно было дышать.
— Я умираю, — произнесла она.
В её голосе Клодий не слышал отчаяния; Актис произнесла это спокойно и обречёно.
— Скажи мне, почему ты обманывала меня всё это время? — голос Клодия умолял и вопрошал с отчаянием и болью.
— Я не обманывала тебя, и ни в чём перед тобой не виновата, — язык почти не повиновался Актис, и она не говорила, а шептала.
Но Клодий всё слышал.
— Не лги, хотя бы сейчас, — стал требовать он. — Скажи, кто такой Валерий?
Актис вздрогнула.
— А, ты дрожишь! — воскликнул торжествующе муж, и сжал с силой руки Актис.
— Мне больно! — взмолилась готовая умереть, девушка. — Прошу тебя отпусти, Ты делаешь мне больно.
— А мне не больно? — чуть не заплакал Клодий. — Думаешь, мне не больно? У тебя есть любовник. Как ты смогла идти за меня замуж, когда любила другого? Кто он? Скажи он мой раб? Тогда я повешу его на кресте, а тебя с другой стороны! О, Юпитер!
— Это неправда! — зарыдала Актис. — У меня нет любовника. Я люблю только тебя.
В её крике, словах и отчаянии было столько искренности, что Клодию стало легче, и он понемногу стал верить.
— Кто он этот Валерий, и почему ты во сне твердишь его имя? — спросил он. — Расскажи всю правду, и если то, что ты рассказала ложь, то берегись.
Он отпустил Актис, и та упала на подушки. Сознание, чуть не покинуло её. Она облизала губы сухим языком.
— Дай мне пить, — жалобно, как маленький ребёнок, попросила она.
Но, Клодий, нежный и заботливый Клодий вдруг стал каменным и холодным, как статуя.
— Сначала расскажи правду. И пусть боги будут свидетелями твоему рассказу.
— Но мне так тяжело!
— Говори! Или я… — Клодий не договорил, он задохнулся от ярости и нетерпения. Словно ревность душила его, убивала, как таким же образом расправлялась болезнь с Актис.
Как не было Актис плохо, она поняла, что если хочет не потерять мужа, то должна говорить. И говорить она должна только то, что он хочет услышать, то есть неправду.
— Валерий — это сын моего прежнего хозяина Гая Веция. — С трудом начала Актис. Она смотрела, не мигая, в глаза Клодию. — Он меня даже не видел. Я просто была в тайне влюблена в него ещё девочкой. Но у нас ничего не было. Клодий жадно слушал её слова.
— Говори же, что дальше? — приказал он, чувствуя, как постепенно ему становилось легче, и проходила тоска в груди. Глаза жены так преданно смотрели на него. Не верить было невозможно. И он поверил.
— Это тот самый юноша, что поднял восстание в Капуе? — спросил он.
— Да, — Актис почти стонала; тело её словно разрывали ножами. — Он был любовником жены своего дяди.
Клодий вспомнил то, что рассказывал Педаний Секунд. Сомнения его рассеялись, и он счастливо вздохнул.
— Какое счастье, что я так ошибся, — сказал он и обернулся к Актис. И только тут до него, наконец, дошло, в каком состоянии находилась его возлюбленная супруга.
— О, Юнона, какой я глупец! — в отчаянии воскликнул он, и снова с вершины счастья свалился в бездну горя. — Актис любимая, прости меня, что я так мучил тебя.
Он целовал руки Актис, её лицо и грудь, обливая их слезами. На коленях обнимал её ноги и умолял богов исцелить жену. Но ей становилось всё хуже и хуже. После пережитых волнений силы полностью оставили Актис, и к великому горю Клодия, она вновь потеряла сознание.
И для него и для неё ночь прошла в кошмаре. Клодий осознал, что теряет свою любовь. Но ему оставалось надеяться на чудо. Чуда не было. Актис хоть и осталась жива, но в сознание все-таки не пришла, и её жизнь продолжала висеть на волоске от смерти. Лекарство Диомеда уже не помогало, а сам врач только качал головой да советовал приносить жертвы в храмы. Эллиан чуть не разрубил мечом лекаря в припадке гнева. Бедняга едва успел скрыться и тем спас себе жизнь. Убитый горем муж упал на пол и лежал на нём, не зная, что предпринять. Долго или нет, пребывал он в таком состоянии, с трудом воспринимая происходящее, но кто-то толкнул Клодия в плечо. Он поднял голову и увидел хозяина дома Тулия. Толстяк заговорил с Элианом, как только заметил, что тот обратил на него внимание.
— Господин, префект, я прошу прощения, но послушай меня, простого человека. Тут в десяти милях стоит дом прямо посреди леса. И в нём живет Вирка. Она колдунья и даже считается самой великой женщиной варваров, вези свою жену к ней. Только она сможет спасти ей жизнь.
Клодий оживился.
— Ты уверен? — спросил он.
— Не знаю. Но колдуны британцев очень искусные врачеватели.
Идея обратиться к Бирке овладела Клодием, и он больше ни о чём не думал, кроме как об этом.
— Как до неё добраться? — спросил он у Тулия.
— Этого никто не знает. Вернее только один человек. Кто он такой?
— Это бруинд1 Карлайг. Он живёт на дороге в Эбурак, и только он имеет право приходить к Вирке. Иди к нему и умоли отвести тебя к матери всех друидов. И жену вези с собой. Да не забудь священные дары. Вирке не нужно золото.
— А что ей нужно?
— Ей нужен янтарь из Каледонии. И ещё кое-что. Но об этом она скажет тебе сама.
Через несколько часов после разговора с Тулием, Марк Клодий Эллиан в сопровождении дюжины всадников выехал по дороге, которая вела в город бригантов — Эбурак. Примерно в двадцати милях от римской колонии находился дом Карлайга знаменитого землевладельца, пользовавшегося у варваров большим почётом.
Когда из-за холма показалось жилище, собранное из массивных серых камней и располагавшееся рядом с грязной, почти непроходимой дорогой, Клодий приказал спутникам поторопить своих лошадей. Дом бруинда Карлайга скорее походил на постоялый двор. Хозяин дома давал приют и оказывал гостеприимство странникам и поэтому был почитаем и уважаем среди соплеменников и других варваров, проезжая дорога в это время года была безлюдна. Но у жилища кто-то стоял и вглядывался в подъезжавших всадников.