И такая рабыня работает наравне со всеми, а то хозяин ещё велит понукать её больше, чтобы искупила свой грех. И очень часто дело кончалось преждевременными родами, выкидышами или младенец рождался мёртвым. Мать, утомлённая жизнью, если даже оставалась, жива, после всего этого, на ребёнка даже не могла смотреть. Даже, когда всё кончалось хорошо, и ребёнок появлялся на свет, для него начиналась полная испытаний жизнь. Матери он лишался рано. В три года уже становился игрушкой господ. Зато из него впоследствии получался прекрасный и послушный раб, на которого цена на рынке всегда выше, чем на раба привезённого издалека.
Так что Актис была довольна, что имеет больше, чем рабыня. О том, что она имеет намного меньше, чем римская матрона, коей являлась по римским законам, римлянка, старалась не думать.
Одиночество уже не так мучило её, как раньше. Всё-таки женщины, приставленные к ней, составляли какую-никакую компанию. К тому же Суль стала очень часто навещать Актис, и даже иногда оставалась у неё на ночь, забавляя римлянку сагами своего народа.
Обе, и Актис, и Суль были молоды. Венуций связывал их родством. Поэтому не было ни для кого удивительным, что они подружились. Дружба их конечно, ещё не успела окрепнуть, но с каждым разом девушки радовались при встрече всё больше и больше.
Лето проходило быстро и незаметно. Мягкий климат и хорошая погода, за всё время ни разу не было тумана, сделали пребывание Актис в Сегедуне менее болезненным, чем, если бы стояла сырость и слякоть. Несколько раз она встречалась с Венуцием.
Отношение между Актис и Венуцием складывались своеобразно. Для любого британца, жена, ожидающая ребёнка, становится неприкосновенной. Венуций ни разу не пытался повторить свои посягательства на тело Актис. Он даже не помышлял об этом, и в то же время мало общался с королевой. Тем самым, ясно давая Актис, что она его интересует лишь, как мать его будущего сына. Венуций был варвар. Он хорошо мог скрывать свои чувства, и даже, если бы он сходил с ума от любви к Актис, то и тогда не стал общаться с ней больше, чем положено мужчине. И тем более, мало обращал внимания на жену, так как никакой надобности бегать ему за ней не было. Куда более его заботили свои дела, касающиеся военного похода на римлян. Венуция интересовали те, кто мог бы быть с ним в этом походе, и король неделями не покидал седла лошади в поисках союзников. То он отправлялся на север, то мчался на юг. Встречался с вождями и простыми охотниками, и везде только и говорил, и убеждал, доказывал и призывал быть с ним.
Это было нелёгкое дело — поднять на борьбу с римлянами народы Британии. На словах все соглашались с королём бригантов. Все признавали, что народы острова истосковались по свободе, и пора возвратить её гордым британцам. Но как только Венуций спрашивал о конкретном участии против римлян, самые знаменитые мужи опускали головы и хмуро смотрели в землю. Они не отказывались, но и не соглашались. Призрак Цезаря летал над ними и сковывал сердца страхом и нерешительностью. Когда-то Галлия попыталась скинуть господство римлян. И что из этого вышло? Господство Рима стало более могущественным, а Галлия сто лет после этого стояла на коленях опустошённая и разорённая.
— Но теперь у римлян нет таких великих полководцев, как Цезарь! — пытался убедить британцев Венуций. — Сейчас самое время начать священную войну за освобождение.
Но большая часть вождей молчала. Никто из них не осмеливался на такой отчаянный шаг — воевать с Римом. Самые могучие племена Британии уже находятся под римским сапогом. Прасутаг вступил в союз с римлянами, и неизвестно на чьей стороне будут сражаться его воины. Каратак мёртв. А его потомки связаны клятвой, которую дал великий вождь силуров. Только треть может воевать с захватчиком, а этого мало для победы.
— Этого вполне достаточно, — доказывал Венуций. — Но надо воевать всем вместе, сообща. В этом и только в этом заключается ключ победы. Рим ничего не сможет поделать, когда против него встанет вся Британия.
Вожди и старейшины согласно качали головами, но ничего не говорили. Они боялись шпионов, которые могли быть среди них и поэтому говорили туманно и неопределённо. Но главное Венуций понял. Он понял, что только тогда может поднять на борьбу этих сомневающихся, когда сам начнёт воевать. Воевать и побеждать. Победы дадут крылья и остальным племенам. К нему присоединятся, как только увидят успехи. А до этого никто из этих людей не встанет на путь войны. Им есть, что терять в этой войне. Богатство и власть. И они не хотят потерять те крохи, которые у них ещё есть. А Венуцию терять нечего. Все его богатства у Картимандуи. Римляне охраняют их днём и ночью. Но ему не надо никаких богатств, пока родину топчут чужестранные солдаты, а соплеменники продаются на невольничьих рынках, как скот. Что ж, Венуций не будет больше искать союзников, и довольствоваться тем, что есть. Но войну он начнёт, во что бы то ни стало, и как можно скорее. Такие мысли не давали времени, чтоб вспомнить о жене. Венуций посещал Актис во время своих кратких визитов в Сегедун, но только чтобы проверить, всё ли в порядке, и не более. Но когда поездки прекратились, король вспомнил о своём домашнем очаге. Он начал всё чаще приходить к Актис. Расспрашивал о её самочувствии, затем просто садился у огня, и сидя наблюдал за женщинами, хлопочущими в доме жены. Иногда звал сюда барда и приказывал ему петь песни и саги про героев Британии. Голос певца разносился по долине, услаждая слух людей и животных. Печальная мелодия наводила на грустные размышления. Актис слушала её и думала о том, что будет с ней дальше.
Но будущее было покрыто мраком неизвестности.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Нуд добрался до Сегедуна через две недели после встречи с Картимандуей. Он старался не показываться на глаза Венуцию. Не хотел напоминать о себе. Но и не спускал глаз с королевских домов, где, как он знал, живёт королева. При одном воспоминании о ней, Нуд скрипел зубами от злости и ненависти к королю. Не мог он забыть о трепещущем теле римлянки, которую так подло отнял у него Венуций. Разочарование, испытанное им тогда, было равносильно ударам плетьми, которых он не раз испытывал ещё на службе у Картимандуи. Лучники считались самыми последними воинами в армиях британских вождей и с ними никогда не церемонились, как, например, с копьеносцами или всадниками.
Когда произошли роковые последствия для Венуция, Нуд, по совершенно простой случайности, оказался среди сторонников царя, а не царицы. Чтобы сохранить жизнь, Нуд вынужден был встать на сторону Венуция. Но лучник быстро понял, что может выиграть куда больше, если предложит свои услуги Картимандуе в качестве шпиона. И он не стал ждать долго. Тёмной ночью, проявив чудеса ловкости, он незаметно для воинов и стражников Эбурака пробрался в город и проник во дворец царицы. Картимандуя с радостью приняла его предложение, и кожаный шлем лучника, впервые наполнился золотыми монетами. Как пёс, несколько раз, переходил Нуд из одного стана в другой, и Картимандуя знала о каждом шаге своего изгнанного супруга. Нуд здорово рисковал. Если бы предательство обнаружилось, то его бы ждала ужасная смерть на костре. Но золото заставило забыть обо всём. Он вовремя предупредил царицу о приближении Венуция к Эбураку, и та успела вызвать на помощь римский отряд. Для римлян это кончилось трагически, а Картимандуя в очередной раз победила с помощью чужих усилий. Шпион был награждён, и уже решил бежать на юг, чтобы там найти применение своему золоту, но Нуда остановило вмешательство Венуция в битве, когда тот отнял у него такую добычу — римлянку, за которую можно было бы получить богатый выкуп. Венуций отнял девушку и даже ничего не дал взамен. Он никогда бы так не поступил, будь перед ним более знатный воин, даже простой общинник, а не такой наёмник, как Нуд. Лучник решил жестоко отмстить за свою обиду, и решил пока не порывать с Картимандуей. Он сознавал, что царица намного умнее его, поэтому лучше будет выполнять её приказания. К тому же эта баба платит щедрее многих царей Британии. Общие цели и деньги связывали его с ней крепче цепи.