Выбрать главу

Варвары же, напротив, запели свой победный гимн. Первым начал Мэрлок. Мощным басом он начал петь о великих подвигах бригантов. Друиды, оставшиеся в живых в этой смертельной схватке, подхватили слова, и над полем сражения полетела грозная мелодия. Она наполнила сердца британцев отвагой и решимостью биться до победы. На римлян, наоборот, подействовала угнетающе эта колдовская песня. Но они лишь плотнее сомкнули строй, крепче сжали рукоятки мечей и ремни щитов. Песня друидов становилась всё громче и громче, её пели не только жрецы, но и воины. Все варвары пели, и чем громче и больше пели, тем сильнее рвались их сердца в битву за спасение своего народа, за спасение своей родины. Ещё несколько тактов песни, и уже ничем не остановить.

Чтобы воодушевить римлян, Цезий Назика к легионерам обратился с боевым кличем императорской армии: «Цезарь!». И это единственное слово тут же было подхвачено легионерами. От их криков и звона мечей вздрогнула британская земля и усомнилась в надежде на свободу.

Варвары продолжали петь, но с их стороны, далеко за их головами родились новые звуки, неясные. Но дающие римлянам надежду. Прошло несколько секунд, прежде чем в этих звуках Назика и остальные римляне услышали далёкое «Цезарь, Цезарь!». Со стороны Эбурака шёл на помощь своим Девятый испанский легион. Как только об этом донесли не верящему в своё счастье Назике, легат тут же дал приказ:

— Две когорты остаются на месте, одна когорта захватывает обоз бригантов, остальные вперёд! — сказал он и сам первый пошёл в наступление во главе галльской конницы.

Началась страшная битва, в которой окончательно погибла свобода кельтской Британии. Как не сильны и смелы были бриганты, они не в силах были бороться с тремя легионами римлян и их союзников. Через час бессмертных подвигов и великих жертв, Венуций увидел, что его армия бесследно тает, а его собственная дружина уменьшилась наполовину. Откуда ни возьмись, появился Мэрлок, весь окровавленный и в изорванной одежде.

— Спасай дружину, король, — крикнул он, — народ наш уже не спасёшь.

— Неужели боги обманули меня? — спросил король жреца.

— Спасай свою жизнь, — ответил Мэрлок, — сейчас не время искать советов богов. Они на небе, а мы на земле.

Невыразимая тоска появилась в глазах Венуция, когда он в последний раз глянул на поле битвы и ещё раз убедился, что дальнейшая борьба приведёт лишь к гибели его или плену. Даже больше, если в сию минуту он не подаст сигнал к бегству, то римляне не выпустят из своих рук ни одного человека.

— Да будут прокляты римляне! — с болью вскричал Венуций. — И боги, которые даруют им победу, прокляты тоже. Уходим, братья. Час нашей победы ещё не настал.

С этими словами король направил коня на запад. Дружинники, которые были верхом, направились за ним. Те, кто остались, почти прекратили борьбу и сотнями падали под ударами разъярённых римлян. Прежде, чем пуститься в бегство, Венуций направился к обозу, намереваясь для этого прорваться сквозь заслон легионеров. Но Мэрлок остановил его.

— Нет смысла стремиться туда, Венуций, — сказал он.

— Поднимись на этот холм, — друид указал на маленькую возвышенность в форме головы лося, — и ты увидишь, что там, где наш народ ждал от нас свободы, теперь хозяйничают наши враги.

Король и жрец поднялись на холмик и увидели ужасающее по своей трагичности зрелище. Бриганты, надежда и гордость Британии, гибли и попадали в плен к не знающему жалости врагу. Обоз, в котором находились не меньше тридцати тысяч бригантов, был окружён римской пехотой, и римские легионеры с помощью воинов Веллоката и конных галлов сгоняли народ в одну массу. Тех, кто оказывал сопротивление, нещадно уничтожали, невзирая на пол и возраст. Десятками горели повозки. От шкур, которые их покрывали, шёл невероятно чёрный дым. Он уже закрыл половину неба. В некоторых местах, казалось, наступила ночь. В огонь этих повозок, разъярённые легионеры бросали стариков, грудных и малолетних детей, которые в будущем походе на рынок рабов будут скорее обузой, чем выгодным товаром.

— О, мой бедный народ! — воскликнул Венуций, когда увидел всё это. — А что же с моей женой и сыном? Я не могу оставить их римлянам. Разве я смогу жить с сознанием, что оставил их на погибель или рабство римское? Лучше своей собственной рукой убью их, чем допущу это.

И король действительно сделал движение, чтобы броситься в сторону обоза. Мэрлок встал перед ним, полный решимости остановить вождя варваров в его безумном поступке.

— Не делай этого, благородный Венуций, — сказал он. — Твоя жена и ребенок никогда не попадут в руки римлян. Когда я увидел, что орлы побеждают, я послал к ним твою сестру, чтобы та спасла твоего сына и королеву, или убила бы их, если не будет возможности спасти. Так что надейся на милость богов, на силу и находчивость Суль.

Венуций был поражён. Он так крепко дёрнул поводья своего коня, что тот встал на дыбы, и чуть было не выкинул седока на землю, лишь сила и ловкость позволили королю справится с ним.

— Спасайся, — продолжал настаивать друид, — впереди борьба, и нам ещё рано складывать оружие. Бриганты слишком большой народ, чтобы победить его в одном сражении. Ты ещё нужен Британии, поэтому смири скорбь и спасайся.

Ни слова не сказал Венуций, но по его лицу текли слёзы, словно он изнеженный римский юноша, а не вождь дикого и сурового народа, который привык проливать кровь, свою и чужую, но только не слёзы. Огрев плёткой коня, он помчался со скоростью, недоступной римским лошадям.

Мэрлок поехал за ним.

— Беги, король, беги, — бормотал он. — Забудь свою римлянку. Мсти римлянам за неё, бейся с ними, пока не победишь или не погибнешь, и не считай себя могущественнее касты друидов. А королева… Пусть её жизнь будет моей жертвой Бригантии…

Актис видела со своего высокого места всю картину боя и не знала, что ей надо чувствовать и кому желать победы. На одной стороне был отец её ребёнка. Живой и реальный. На другой, родной ей мир цивилизации. Там был человек, которого она любит. Только вот любит ли он её после всего, что произошло? И там ли он вообще. Сердце королевы бригантов одинаково трепетало, когда наступали варвары, и когда римляне отбивали их смелые атаки и сами завоёвывали пространство боя. От волнения Актис почти не могла стоять на ногах и поэтому перебралась в повозку, хотя из той было хуже видно. Чтобы унять дрожь в руках, она обняла крошечного Бригантия и прижала его к груди. Малышу передалось волнение матери, и он заплакал. Актис стала петь ему колыбельную, которой она научилась у одной старой бригантки. Мало-помалу ребёнок успокоился и начал засыпать. Это занятие немного отвлекло Актис от сражения. Был миг, когда она даже забыла, где находится, и что происходит вокруг. Она вспомнила об этом, когда услыхала вопль отчаяния. Этот крик вырвался из тысяч глоток рядом с ней. Бриганты увидели, как словно по мановению волшебной палочки изменилась судьба сражения. Они увидели, как сородичи, вдруг оказались отрезанными от них римскими легионами. Ещё более отчаянный крик вырвался у них, когда на солнце сверкнул золотом орёл Девятого легиона. Актис увидела его и тоже была готова закричать. Но от радости или от отчаяния, она сказать не могла.

Когда уже стало окончательно ясно, что варвары потерпели поражение, в обозе началась страшная паника. Находившиеся в нём люди поняли, что их спасение теперь в бегстве. Но понять это было легче, чем сделать. Так как среди бригантов в обозе почти не было здоровых взрослых мужчин, то, естественно, никакого организованного бегства предпринято не было, а лишь толкотня, давка и заторы, которые образовывались сразу же, как только сотни повозок одновременно тронулись по направлению к северу. Люди кричали, бегали и метались, как безумные по лагерю, и лишь десяткам удалось вырваться из его границ и избежать неминуемой участи — потерять свободу.