— Лучше бы ты со мной тогда поговорил.
— Я не ожидал, что они меня сюда пошлют.
— Даже если бы они послали тебя в Китай, тебе бы все равно надо было мне все объяснить.
— Епископ так захотел направить меня сюда, что его невозможно было отговорить. Он мечтает открыть здесь католическую школу. И больницу. Он видит во мне второго отца Де Ниско.
Мне становится его даже жалко. Как бы я ни страдала из-за него, Ренато был действительно наказан очень сурово — его снова прислали священником в город, где он вырос и в котором потерял душевный покой.
— Письмо, которое ты мне оставил, было оскорбительным.
— Я находился в смятении. Я не хотел обманывать тебя.
— Если ты захотел стать священником, то должен был просто поговорить со мной, и все. Что я должна была думать все эти пять лет?
— Прости, Нелла! Прости. Я раскаиваюсь, что так поступил.
— Знаешь что? Какая ирония! Ты сидишь здесь, чтобы прощать людей. Так вот, я не могу тебя простить.
Сказав это, я встаю и отдергиваю бархатный занавес. Я долго стою перед церковью, прежде чем вернуться домой к своему суженому — Франко Цоллерано. Я в первый раз вышла из исповедальни без отпущения грехов.
Глава восьмая
Когда сообщили, что мистер Дженкинс скончался у себя дома, в Нью-Джерси, мы с Франко не удивились. К осени 1939 года Дженкинс передал управление фабрикой мне, да еще раз в месяц приезжал его сын Фредди, чтобы все проверить. Мистер Дженкинс пытался работать до самого конца, несмотря на слабое сердце, а потом и рак, но постепенно так ослаб, что уже не мог приезжать из Нью-Джерси в Розето. Он полностью доверил мне свое дело, и я старалась его не подводить.
Теперь у нас двое детей — шестилетний сын Франко-младший (мы зовем его Фрэнки) и двухмесячная Селеста. Мы с Франко мечтаем открыть собственную фабрику, но на то, чтобы накопить начальный капитал, уйдет еще несколько лет.
— Нелла, дорогая! — ласково будит меня Франко.
Я открываю глаза и вижу мужа и сына в верхней одежде.
— Который час?
— Двенадцать ночи, — хихикает Фрэнки и тянет меня за руку, чтобы я быстрее встала.
— Вы что, с ума сошли?
— Папа приготовил нам сюрприз, — объясняет Фрэнки. — И он не хочет говорить, что это.
— Одевайся, — говорит Франко. — Папа с мамой присмотрят за Селестой. К утру мы вернемся.
— Ладно, ладно.
Я натягиваю на себя одежду и спускаюсь вниз. Франко взял с собой термос и печенье.
— В путь! — говорит Франко, открывая дверь.
После нашего первого свидания Франко Цоллерано уже не раз преподносил мне самые неожиданные сюрпризы — мы часто ездили в какие-нибудь необычные места. Мне надо бы сообщить ему, что он перегнул палку, подняв нашего сына посреди ночи, но я молчу.
Скоро Фрэнки засыпает. Франко слушает радио и что-то насвистывает. Я гадаю, что же он придумал на этот раз.
— Дорогой, куда мы едем? — спрашиваю я, когда до Филадельфии остается несколько километров.
— Увидишь.
Франко тормозит на стоянке, позади автобусов и грузовиков. Когда он выключает двигатель, Фрэнки просыпается:
— Мы уже на месте?
— На месте. Пойдем, сынок.
Франко берет сына за руку и ведет по стоянке.
Я иду за ними и, обходя автомобили, понимаю, что мы приехали туда, где расположился цирк-шапито «Братья Ринглин, Барнум и Бейли».
— Смотри, сынок.
Посреди поля, как парашют, лежит брезент в бело-рыжую полоску. Вдруг звучат фанфары, и по пандусу спускаются три слона и три дрессировщика. Они встают по разные стороны от брезента. Один из дрессировщиков громко свистнул, а другой закричал: «Взялись!» Слоны обхватили хоботами шесты, и в считаные секунды над полем встал купол цирка.
Широко распахнув глаза, Фрэнки смотрит на происходящее, не в силах поверить в такое чудо.
— Они подняли купол, папа.
— Ага. Всю работу выполняют слоны, — отвечает Франко.
Я вижу, как радуются мои муж и сын. На глазах у меня застыли слезы. Франко смотрит на мир совсем не так, как я. Он любит показывать другим чудеса. Я плачу — не из-за того, что мой сын так восхищен, и не из-за того, что мне позволили увидеть настоящую любовь между отцом и сыном. Нет, я плачу о себе. Я верю только в то, что вижу, я не умею веселиться и, значит, не умею жить. Мне кажется, что я люблю по-настоящему, но это не так. Я не могу подарить своему мужу ощущение полета, а своим детям — ощущение чуда.
— Нелла, ты можешь в это поверить? — Франко смотрит на бело-рыжий купол, который теперь держится на шестах и готов к представлению.