— Это восхитительно, — тихо говорю я, и мы смотрим на вереницу животных, которые заходят под чудесный купол. Медведи, тигр, лев, а за ним слоны один за другим исчезают под брезентовым куполом.
— Я такого еще никогда не видел, — говорит Фрэнки отцу. — А ты, мама?
— Я тоже, — соглашаюсь я.
— Ты не пойдешь! Ты уже старый!
— Мне всего тридцать три года.
— Вот-вот — старый! — говорю я мужу, зная, что несколько жителей Розето уже вступили в армию и воюют против Муссолини и Гитлера.
— В армии так не думают.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — умоляю я, но Франко уже все решил.
— Тебе есть кому помочь. Пока идет война, твои родители не поедут в Италию, да и мои родные живут напротив. Я хочу сделать то, что велит мне мой долг, — говорит Франко.
— Долг должен велеть тебе остаться с женой и детьми.
— Им нужны механики. А на свете нет такой машины, которую бы я не смог разобрать и собрать заново.
— Пожалуйста, Франко.
— Нелла, если и есть такая женщина, которой не нужен мужчина, так это ты. — Он целует меня в лоб. — Я хочу показать сыну, как нужно любить родину, и я не смогу этого сделать, если останусь здесь и продолжу работать на фабрике.
Все члены семьи Паджано, Цоллерано, Кастеллука, наши дети и я едем в Нью-Йорк смотреть, как Франко будет принимать присягу. Ради детей я стараюсь казаться сильной, хотя Фрэнки уже сейчас считает отца героем, а Селеста слишком мала, чтобы понимать, что происходит.
Из многих семей в Розето мужчины ушли на фронт: младший брат Четти Оресте, двоюродный брат Франко Пол. Почти у каждой работницы с фабрики на войну ушел муж, брат или любимый. Мы все молимся о победе и о том, чтобы она пришла поскорее. Нам, итальянцам, приходится воевать со страной, из которой мы родом. Но у моего мужа нет никаких сомнений относительно Муссолини.
— Он должен уйти, — просто говорит Франко.
Франко целует на прощание отца с матерью, Фрэнки и Селесту. Потом обнимает и целует меня. Когда я иду с ним ко входу в здание призывной комиссии, он молчит. Впервые за все время нашего брака он молчит, а я болтаю без умолку. Я стараюсь собрать воедино все наши мечты, обещаю ему, что позабочусь о детях, что, когда он вернется, мы откроем свою собственную текстильную фабрику.
— Я не волнуюсь, — говорит Франко.
— Это хорошо. Значит, ты будешь осторожен, — пытаюсь я улыбнуться.
— Я буду осторожен, — обещает он.
— Ты знаешь, что я очень люблю тебя, — говорю я.
— А я люблю тебя.
— Возвращайся ко мне.
— Вернусь, Нелл. Обещаю.
С тех пор как Франко уехал, прошло девять месяцев. Фрэнки пишет своему папе раз в неделю. Он представляет, как Франко летает на бомбардировщике или с автоматом наперевес участвует в битве. На самом деле Франко работает на фабрике, выпускающей снаряжение для армии, в Англии. Он ремонтирует самолеты после сражений.
Перед нашей фабрикой останавливается правительственный автомобиль, и, как только весть об этом облетает все цеха, гул швейных машин стихает.
— О нет, — шепчет Четти. — Дурные вести.
Мое сердце бешено колотится в груди, когда к нам направляется молодой офицер.
— Вы кого-то ищете, сэр?
— Кончетту… Я не могу выговорить ее фамилию.
— Маруччи? — дрожащим голосом спрашивает Четти.
— Так точно, мэм.
— Это я.
— Правительство Соединенных Штатов Америки выражает вам свое соболезнование…
Когда офицер произносит имя Оресте Риччи, брата Четти, по ее лицу бегут слезы. Офицер разворачивается и уходит.
Четти склоняет голову и начинает молиться. Я тоже склоняю голову, но меня переполняет горе; я беззвучно произношу слова молитвы, но на самом деле совсем не молюсь. Если бы погиб мой брат, мне было бы не до Бога. Зачем молиться Богу, если Он забрал у меня моего близкого? Но Четти не такая. Она отдается вере полностью, без остатка.
На заупокойную мессу по Оресте Риччи, которая проходит в церкви Богородицы на Маунт-Кармель, собираются все женщины и мужчины, у которых сыновья, братья и мужья ушли на войну. Ренато читает прекрасный панегирик, он вспоминает Оресте в детстве и рассказывает историю семьи Риччи.
Мы выходим из церкви, и на улице нас встречает холодный ноябрьский ветер.
— Нелла, ты как? — Ренато идет ко мне сквозь толпу. — Есть вести от Франко?
— Он все еще в Лондоне. Пока все нормально.
— Можно с тобой поговорить?
— Конечно.
— Тогда идем.
Мы пересекаем площадь перед церковью и направляемся к дому священника. Ренато проводит меня в свой кабинет.