Ренато открывает «Ад» Данте.
— Тебе понравится. Тут про веру.
— Думаешь, я обрету веру, если прочитаю?
— Кто знает? — Он передает мне раскрытую книгу.
— Когда-то я хотела знать все, но теперь жизнь стала слишком сложной.
— Так сделай ее проще. Кто это сказал: «Простота, простота, простота?»
— Генри Дэвид Торо в «Уолдене».
— Правильно.
Из Ренато все-таки вышел бы отличный преподаватель. Иногда он говорит совершенно учительским тоном.
— А еще он сказал: «Бойтесь любого начинания, требующего новой одежды». Я вспоминаю его слова каждый раз, когда с фабрики уезжает грузовик, полный наших блузок.
Ренато смеется. Я прячу лицо у него на плече.
— Ты не простая начальница цеха.
— Ага... я еще и твоя девушка. — Я поднимаю на него глаза. — Но ты ведь однажды уедешь? — Ренато крепче прижимает меня к себе, но ничего не отвечает. — Ладно, не хочешь говорить, тогда я скажу: я решила тебя бросить задолго до того, как ты бросишь меня. Я научилась не бояться трудностей и смело с ними бороться. Это умение, которое передается на фабрике от одного начальника цеха к другому вот уже много-много лет, с тех пор как была сшита первая блузка.
Ренато смеется. Для меня во всем мире нет звука приятнее, чем его смех. Когда я с ним, и мы счастливы, и кажется, что в мире нет ничего невозможного, — именно в эти моменты я больше всего боюсь его потерять. Меня пронизывает страх, от которого невозможно избавиться даже в этот солнечный летний день.
Я возвращаюсь домой вечером после работы. Меня встречает Елена:
— Нелла, у меня плохие новости. Сегодня умер отец Ренато.
— Я же видела его только вчера! — не могу я поверить своим ушам.
— Он умер мгновенно от инфаркта.
Не раздумывая отправляюсь в дом Ренато на Гарибальди-авеню. На крыльце собрались люди. Я здороваюсь и прохожу внутрь. Меня потрясает чистота в доме. Мать Ренато умерла много лет назад, и у него нет ни братьев, ни сестер, так что долгие годы они жили с отцом вдвоем, и тем не менее все кастрюли начищены, а на подоконниках стоят горшки с цветами. Ренато оказался в кухне.
— Ренато, это такое горе, что твой отец...
Он обнимает меня:
— Я был с ним. — У него в глазах стоят слезы. — Я благодарю Бога, что успел проститься.
Почти весь город собрался на похороны Николы Ланзары. Ренато произнес панегирик, такой трогательный, что даже те, кто при жизни не слишком хорошо знал старшего Ланзару, почувствовали себя ближе к нему. Я вместе с Ренато провела ночь у гроба его отца и сидела рядом с ним на похоронах.
Пока Ренато прощался на крыльце со своими родственниками из Филадельфии, я убрала со стола посуду. Соседи помогли приготовить обед, а Ренато вел себя как настоящий джентльмен и так ухаживал за своими гостями, как будто они были приглашены на пир, а не на похороны.
— Хватит хлопотать, отдохни, — говорит Ренато, входя в кухню.
— Зачем? Я с удовольствием все уберу.
Я подхожу к нему, обнимаю, и он начинает плакать. Он плачет все горше, а я все крепче его к себе прижимаю.
— Мне уже его не хватает, — говорит Ренато. — Я очень его любил.
— Я знаю. И он это знал.
— Теперь я остался совсем один. — Ренато отворачивается.
— Ты не один. У тебя есть я, Ренато.
— Не бойся, я справлюсь, — отвечает он, не глядя на меня.
Он выходит из кухни. Я с ужасом понимаю, что не знаю, что делать. Хочет ли он, чтобы я осталась? Или надо уйти и дать ему побыть одному? Я иду в гостиную, но его там нет. Заглядываю на лестницу и вижу свет в одной из комнат на втором этаже. Я поднимаюсь по ступенькам, вхожу в спальню. Ренато сидит на кровати, обхватив руками голову. Он весь сотрясается от рыданий — так можно плакать, только когда потерял очень близкого человека. Мне тяжело на него смотреть. Я забираюсь на кровать и обнимаю его. Он не отталкивает меня.
— Я люблю тебя, — говорю я тихо. — Разреши мне любить тебя.
Ренато качает головой, но на самом деле это не значит «нет». Я покрываю его лицо поцелуями, и постепенно он прекращает плакать. Сердце у него бешено стучит, и я осторожно целую его. Ренато успокаивается, дыхание его становится ровнее. Он тоже нежно меня целует, и в это мгновение я понимаю, что хочу отдать ему все, что у меня есть. Если бы я могла, то отдала бы ему весь мир, я сделала бы так, чтобы его отец был жив, я сделала бы так, чтобы он больше никогда не плакал. Ренато расстегивает мне платье. А я думаю: «Он не должен быть одиноким, я всегда буду с ним, всегда-всегда». Я думаю об отце Импечато, о свадьбах, о кольцах, о брачных обетах — но сейчас ничто не имеет значения. Я люблю Ренато Ланзару.