«Здравствуй, моя дорогая девочка. Если ты нашла это письмо и держишь его в руках, то вероятно меня уже нет в живых. Не хотел ничего писать — слишком это все сентиментально и не в моем стиле. Но подумал, что ты должна знать кое-что. Я знал, что ввязываюсь в опасную авантюру, но все равно пошел на этот риск, ведь он оправданный. Все ради тебя, моя Алена. На твоем счету есть деньги, пожалуйста, пользуйся ими по своему усмотрению. Но обещай, что вылечишься, ради моей памяти, сделай это. Живи за нас двоих. Буду рад, если ты встретишь настоящего мужчину, который сделает тебя счастливой. Не плачь обо мне. Помни, я всегда буду рядом, хотя я тебя недостоин, я не самый лучший мужик в мире — безответственный, трусливый. Так что ты немного потеряла, поверь. Прости меня, если сможешь. Почему я погиб? Скорее всего, меня попросту убрали свинцом в голову, как ненужного свидетеля. Хотя мой дядя утверждал, что со мной ничего не случится. Мы проиграли. Но я это предвидел, конечно же, ставки были высоки. Ничего не бойся. Я уплатил цену своей жизнью. Буду счастлив уничтожить это письмо, когда все благополучно закончится. PS. Ну и написал я тут, сам от себя подобного не ожидал. Романтичный вор.»
Всю ночь я просидела в полупустой Сашкиной квартире и бездумно смотрела в окно. На душе пустота. Как он мог? Деньги… Люди готовы на многое ради этих проклятых лакмусовых бумажек, с головой окунаются в риск и не боятся расстаться с жизнью. Почему я была так слепа и сразу не догадалась, ЧЕМ занимается Саша? Как ему удалось меня провести? Он ходил «на дело», живя в моей квартире, приносил домой ворованные деньги, расплачивался ими за ужин в ресторане, а я ничего не подозревала. Благодарю Бога за то, что он оказался хотя бы не киллер и не убийца. Я не оправдываю его. Просто любила, не смотря ни на что…
«Живи за нас двоих»… А нужна ли мне эта жизнь без тебя? У меня ни ребенка, ни котенка — ничего от тебя не осталось. Что ж, думаю, кое-что все же смогу сделать для тебя, Саша.
Однажды платеж для Никитки и Артема не прошел по банку, и я позвонила Миле, чтобы уточнить ее новые реквизиты, но не могла связаться с ней больше недели. Нужно ехать к ней! Может, теперь она не столь агрессивна, как раньше?
На свой страх и риск я отправилась по месту проживания Сашкиных деток, у меня остался их адрес. На звонок никто не отозвался, квартира явно пустовала. Зря я сюда приехала. Возможно, они сменили место жительство или уехали в Рязань. На всякий случай постучала в дверь соседям, чья квартира находилась на той же лестничной клетке. До звонка мне было не достать, хотя я могла бы встать на ноги, опираясь на стенку, но все реже и реже использовала свои скудные возможности. В моей душе было черное горе, которое затмило все беспокойство о себе. Дверь открыла маленькая худая старушка.
— Здравствуйте! А Вы не знаете случайно, где Людмила Малькова? Они переехали отсюда? — спрашиваю я.
— Здравствуй, Милка-то? Переехала, на тот свет, прости Господи, — бабушка торопливо перекрестилась.
— Как это случилось? Где ее дети?
— От наркоты проклятой скончалась. У нее деньги завелись, судя по всему такие огромные, что она плотно подсела на иголку. Ни свет, ни заря наркоши — друзья ейные здесь околачивались. Достали, падлюки. Всех угощала, дура баба, прости Господи, — старушка опять перекрестилась, — и откуда только деньги брались у нее? Сам ж Милка не работала ни дня. Все на Сашкиной шее сидела, пока тот не сбёг от нее.
— А где же дети? — задала я самый животрепещущий вопрос.
— Так забрали их сразу.
— Куда?!
— В детдом, куда же еще? Кому ж они нужны сиротки? Сашку еще раньше убили, игорное заведение он охранял от бандюков и доохранялся — они же его и замочили. Эх, была какая семья, и что стало! — пригорюнилась старушка.
Это я виновата в смерти Милы! Это я снабжала ее деньгами, даже не подумав своим скудным умишком, что она будет тратить их не на детей, а покупать себе наркотики! Что же испытали бедные малыши, живя с мамой наркоманкой? Она кормила их? Покупала игрушки? Что сейчас с ними? Детский дом ломает психику напрочь. У меня была знакомая в прошлой жизни — воспитанница детского дома. И она подробно рассказывала, как ей приходилось выживать там. Бедные, бедные малыши… Я должна их отыскать и помочь, и это самое малое, что я могу для этой семьи.
Я нашла это место — серое здание на окраине города, где жили Сашкины дети. Теперь я постоянно сюда езжу, раз в неделю, чаще не разрешают. Говорят, что мальчики сильно плачут после моего отъезда. Приношу Артемке и Никите игрушки и одежду, разные вкусности. Они каждый раз просят забрать их оттуда. Но кто же мне, одинокому инвалиду, отдаст двух детей? Заведующая детского дома к моей просьбе отнеслась категорично:
— Забудь об этом! Абрамовы будут расти в детском доме. Ты их не потянешь. А если и потянешь, то подумай, что с ними будет, если еще и ты умрешь? Посмотри на себя, дорогая, тебя же горе сожрало. Одни глаза торчат — лицо белое кожа да кости. Черное не снимаешь… Езжай домой и не приезжай больше сюда, не давай пацанятам ложную надежду. Чем быстрее они свыкнутся с мыслью, что теперь их дом здесь — тем лучше для них!
Мне нечего сказать, она права. Печаль не оставила на мне живого места — болело все.
У меня были деньги. Сашка позаботился обо всем. А теперь его нет — жестоко поплатился своей жизнью, и мою под откос пустил. Забрал надежду на счастливый исход. Наверное, я действительно скоро умру. Зачем мне такая жизнь? Что в ней хорошего? Мама хочет вернуться из Европы, чтобы поддержать меня здесь, но я говорю, что ее место там — рядом с делом всей ее жизни и с любимым мужчиной. Я сильная и справлюсь со всем сама. Пусть хоть кто-то в нашей семье будет по-настоящему счастлив.
Я часто бываю на кладбище у Сашкиной могилы. До сих пор не знаю, любил ли он меня на самом деле или просто хотел помочь? Он был романтик до глубины души, добряк и жутко боялся ответственности за других. Бегство — вот для него наилучший выход. Зачем ты, Саша, только согласился на сотрудничество с криминальными элементами? Мы были бы счастливы вместе и возможно сейчас гуляли в обнимку по парку, кормили булочками голубей на площади и пили бы свежевыжатый фреш на веранде «Версаля». А теперь мне дозволено лишь ставить свечи за твой упокой и носить розы на твою могилу. Теперь ты там, рядом с Милкой. Как вы, не ссоритесь больше? Она, наверное, как всегда поливает тебя грязью? Или уже исправилась? Говорят, на том свете люди быстро осознают свои ошибки. Скоро я приду к вам — я это чувствую. Недолго мне осталось. Примите?
Стая ворон, громко каркнув, резко сорвалась с дерева, напугав меня. Мне стало не по себе. Поспешно покидаю обитель мертвых и возвращаюсь к себе домой. Нет, нет, я не хочу умирать! Там темное ничто. Душа попадет в бесконечность, из которого не будет уже выхода. Сейчас я могу видеть солнце, но, умерев, лишусь такой возможности. Солнце, я хочу встать под твои теплые лучи. В Москве сыро и уныло, но есть одно тихое место, где оно светит чаще…
Связываюсь по телефону с греческой реабилитационной клиникой, они с радостью готовы меня принять. Заказываю билеты на ближайший рейс, и на следующей неделе я покидаю Москву. Сашкиных денег хватит, чтобы прожить там несколько месяцев, а то и год, больше мне и не надо.