Эзур и Ольв осматривали «Торгунну».
Старший сын Сивобородого любил море больше всего на свете. Никогда он не упускал возможности поплавать по нему, хотя бы даже на одной из маленьких долбленок, которые держали в поселке для всяких мелких дел. Подрастая, Ольв сначала выходил на ловлю с рыбаками, забрасывавшими сети неподалеку от устья фьорда, затем стал ходить в охотничьи плавания за тюленями и китами и, наконец, вместе с отцом в торговые походы. Он быстро постигал секреты мореходного мастерства и откладывал все деньги, которые ему удавалось добыть, на покупку собственного корабля. Он уже получил прозвище Ольв Корабельщик. И теперь Эзур, у которого было весной очень много дел, дозволил ему вести кнарр в Стрим-фьорд.
— Будь внимателен, — предостерегал его Эзур. — Многие из тех проливов скучают по человеческому мясу. Прислушивайся к советам Скегги. Этот старый морской волк в прежние годы охотился в тех местах на нарвалов и моржей и помнит путь. Но продвигайся со всей поспешностью, которую позволит тебе мудрость, и не трать попусту времени, когда придешь на место. Нам здесь будет очень не хватать всех людей, которые отправятся с тобой.
— Я все выполню, — пообещал Ольв. Он был крепким парнем восемнадцати зим от роду, с обветренным лицом, золотистыми волосами и серыми глазами, мало похожий на своего шумливого брата. Он не был еще женат и обходился услугами рабынь и самых скромных свободнорожденных женщин у себя дома или же шлюх, когда бывал на юге. Ольв рассчитывал на лучшую пару, чем мог предложить ему кто-нибудь из соседей. — Конечно, парни будут счастливы совершить такую прогулку, — он хохотнул, — но раз уж нам придется пропустить весенние гулянья, то мы, когда вернемся, будем еще охотнее пить и любить.
Эзур отозвался похожим на громкий лай хохотом.
Кнарр был широким судном пятидесяти футов длиной, выкрашенным в черный цвет и расписанным красными узорами. Форштевень и ахтерштевень украшали головы чудовищ с разинутыми пастями. На носу и корме были устроены палубы, а посередине корпус судна был открыт. Над каждой из палуб в бортах было прорублено по две пары весельных портов, всего же их было восемь. На торговых кораблях грести приходилось не так уж часто и много; гребцы тогда садились на свои сундуки. Посредине корабля возвышалась мачта, на которой поднимался большой домотканый квадратный парус, укрепленный кожаными полосами. На парусе еще угадывалась его первоначальная синяя окраска. Парус можно было собрать на рифы, если ветер оказывался слишком сильным, или изменить его форму, если нужно было лавировать, — судно хорошо слушалось весел и руля. Идя незагруженным, как в этом походе, корабль должен был двигаться быстро. А вот для возвращения домой, вероятно, потребуется больше времени, так как придется идти против господствующих западных ветров.
Как правило, Ольв стремился уйти в море, подальше от берегов. Но на сей раз, когда ему нужно было везти сестру, он выбрал более спокойные воды, защищенные от океана Лофотенскими островами, пусть даже при этом потребуется много идти на веслах. Для этого — и как воинскую силу — он взял более многочисленную команду, чем обычно: пятнадцать крепких молодых рыбаков и морских охотников (не считая себя самого и Скегги). На борту собралась поистине боевая дружина.
Ярким солнечным днем с началом отлива корабль вышел из Салт-фьорда. Гуннхильд стояла на носу, стискивая обеими руками форштевень, чтобы хоть немного успокоиться. Ее душа была полна радости.
Вскоре они вышли в море и повернули на север. Влево начал отходить берег, все еще испещренный снежными пятнами, среди которых кое-где уже начинала зеленеть первая трава.
С правого борта не было видно ничего, кроме воды и неба. Солнечный свет сверкал на серо-зеленых гребнях. Тут и там волны, пенясь, разбивались о многочисленные рифы и мелкие островки. С шипением и плеском они проносились мимо судна, которое, покачиваясь, стремилось вперед. Дерево поскрипывало; ветер свистел в снастях. Гуннхильд ощущала, как палуба пульсирует у нее под ногами. Холодный соленый ветер покусывал лицо. Над головой проносились облака. Бакланы качались на волнах или черными тенями носились над ними. Чайки, не шевеля распростертыми крыльями, то спускались к самой воде, то поднимались выше мачты корабля. Когда какая-нибудь из них подлетала поближе, девушка слышала визгливые крики, как будто птица кричала ей что-то на своем языке, который она, возможно, еще научится понимать.