— Нет, ни в коем случае, — согласился Вуокко. — А теперь пойдем дальше; продолжим то, что наметили.
Остальная часть прогулки была посвящена растениям, главным образом съедобным грибам и поганкам. Колдуны хотели, чтобы Гуннхильд находила все грибы, мимо которых они проходили, пусть даже они прятались глубоко в кустах, называла им каждый гриб и рассказывала о его свойствах. Всякий раз, когда она ошибалась, они заставляли ее начинать сначала, пока она не находила правильный ответ. Она запоминала смертельно ядовитые грибы, и грибы, которые вызвали опьянение, и грибы, вызывавшие сны, во время которых человек видел то, что никогда нельзя было увидеть глазами, и грибы, которые были хороши для еды, но, старея, тоже накапливали яд. Когда они подошли к стойбищу, Гуннхильд поблагодарила своих учителей. Те улыбнулись в ответ. Гнев, порожденный в них недавней стычкой, несколько утих.
Но Гуннхильд опасалась, что он проявится вновь.
Они вышли на тропу, которая проходила мимо высокого, похожего на кривой зуб валуна, плотно заросшего лишайниками. На земле вокруг него были во множестве разбросаны кости птиц и леммингов. Мужчины остановились, поклонились, размахивая руками, и запели. Гуннхильд не понимала ни слова. Она тихо ждала в стороне, не зная, что следует делать в этом случае чужеземке, да и нужно ли делать вообще что-нибудь.
И на самом деле, она почти ничего не знала о богах финнов. Ей привелось увидеть лишь несколько коротких обрядов, представлявших собой, пожалуй, лишь молитву о ниспослании удачи. Эзур говорил дочери, что, по его мнению, финны почитали Тора, только под другим именем. Если так, то почему они не приносили ему в жертву лошадей и коров, как это делали норвежцы? Потому ли, что они были слишком бедны, или потому, что у них были свои альвы и больше они ни в ком не нуждались? Вряд ли они должны были просить у богов помощи в битве, поскольку очень редко серьезно враждовали между собой.
Вуокко и Аймо предупредили Гуннхильд, что зимой она узнает о Существах. Про себя же она задавалась вопросом, может ли это дать ей что-нибудь. Финские боги казались ей столь же слабыми и кроткими, как и сами финны. Даже их волшебники не могли уберечь свои племена от превращения в чью-нибудь добычу. Ну что ж, может быть, эти силы не помогали тому, кто не выступал против себе подобных и не имел воинов, которые могли бы поддержать его.
«Или ее», — закончила Гуннхильд свою тайную мысль.
Она подняла руку, будто хотела нащупать серебряный молоточек, покоившийся между грудями. В ее жилище среди немногих вещей, которые она смогла взять с корабля, хранилась вырезанная из мыльного камня маленькая фигурка Фрейра; когда Гуннхильд втайне от всех вынимала изображение бога с огромным напряженным детородным членом и поглаживала его, она ощущала трепет, словно от прикосновения к неимоверной мощи. Так она обращалась к небу и земле, чтобы они были ее защитниками, как бы далеко от дома она ни находилась. А Эзур поклялся принести богам великую благодарственную жертву, если дочь возвратится благополучно.
Но в ином случае она могла бы иметь только свою собственную силу.
Воздав должное почтение валуну, мужчины проводили девушку в стойбище. Там они сказали, что снова встретятся с нею через несколько снов. А до тех пор она должна заниматься обычными делами, а наряду с ними — вспоминать то, что узнала, пока не выучит назубок. Ей очень хотелось поставить их на место надменным ответом — что она дочь хёвдинга, внучка ярла, — но тогда они вполне могли бы остановить какое-нибудь проплывающее мимо судно и попросить отвезти ее прямо домой. Однако если они рассчитывают на то, что необходимость поддерживать огонь, ощипывать дичь, собирать ягоды, урывая минуты для краткого отдыха в промежутках между этими занятиями, может сломить ее, то, значит, их колдовское зрение не способно проникнуть в ее мысли!
Расставшись с колдунами, Гуннхильд направилась к своему жилью. Это стойбище было самым большим из всех, в которых обитало племя во время своих летних кочевий, так как именно сюда в разгар лета сгоняли северных оленей из лесов и болот, где они обычно бродили. Мужчины и подростки бежали рядом со стадом, направляя его в просторный загон из жердей, привязанных к деревьям. В это время года животные тесно жались друг к другу, пытаясь спастись от гнуса, и стадо шло за любым вожаком, наученным слушаться человека. Однако в большинстве своем они были полудикие, готовые в любой момент убежать, если что-то их напугает. Небольшую часть оленей приучали носить вьюки и таскать сани зимой; остальные давали молоко, мясо, шкуры, кишки, рога, кость.