— Да, это мои собственные выдумки. Пойдем. — Рагнхильд легкими шагами спустилась на пол. Гуннхильд поплелась следом. Ей удалось не вздрогнуть, когда в бедро вступила боль. Рагнхильд вела ее вокруг комнаты, указывала на жуткие фигуры и тараторила:
— Смотри, это Рагнар Волосатые Штаны, умирающий в яме со змеями. А вот Сигурд Убийца Фафнира; его убивают в собственной постели, но он сам успел убить своего убийцу. А это Один, Тор и змей Мидгард, Сурт, убивающий Фрейра перед тем, как поджечь мир, Хеймдалль и Локи, в смертельном поединке во времена гибели богов.
Во всем этом была искусными пальцами изображена ненависть, подумала Гуннхильд. Однако вслух она сказала:
— Такие работы не стыдно было бы преподнести в подарок любому королю.
— Время от времени я посылаю что-нибудь Хлёдвиру и его жене, — хотя картины, которые им нравятся, делать очень скучно, — а он посылает мне товары, которые я могу использовать или торговать ими.
— Но ты никогда не встречаешься с ним? — Гуннхильд показалось, что она достигла хоть какой-то близости с дочерью, и она стремилась укрепить ее, страстно желая получить наконец возможность прижать дочь к себе. — Ты все время одинока?
— Ну, нет, почему же. У меня есть мои кошки. Большинство из них сейчас носится где-то за дверью. У меня есть мои мысли. Есть мой ткацкий станок и иглы.
— Тебе должно быть трудно делать все это так… изящно… когда наступает зима. — Почти бесконечные ночи, короткие мрачные дни, тусклый свет от пламени очага.
— О, мне зима во многих отношениях нравится куда больше, чем лето. Летние дни слишком длинны. Местные жители из-за своих дел слишком часто обращаются ко мне. Море слишком ярко блестит. Зимой я могу спать и спать или лежать с открытыми глазами в темноте, одна. Я не позволяю кошкам забираться на мою закрытую кровать. Я заранее учусь быть мертвой.
Большие глаза заблестели, губы натянулись, показав зубы в улыбке, чем-то схожей с улыбкой черепа. Рагнхильд немного безумна, подумала Гуннхильд. Возможно, даже больше, чем немного.
Королева подавила внутреннюю дрожь. Она достаточно хорошо знала, какая разница может скрываться за этим словом «больше».
— Что ж, давай оставим неприятные темы и постараемся повеселиться, как сможем, пока мы с Гудрёдом находимся здесь. Я надеюсь, что мы не неприятные для тебя гости.
— Нет, — ответила Рагнхильд. — Я ничего не имею против вашего приезда. — Точно так же она могла отвечать какому-нибудь работнику с фермы на вопрос, касающийся его повседневной работы.
— Я еще вернусь. Как только наше положение укрепится и когда мы станем более ясно понимать, что нам следует делать в этой войне, то я смогу пробыть здесь подольше.
— Как тебе будет угодно. — Рагнхильд вдруг напряглась; видимо, ее поразила какая-то мысль. Когда же она вновь заговорила, то в голосе нетрудно было угадать хитрый намек. — У меня в доме есть комната, в которой ты могла бы жить одна. Она маленькая, но ты сможешь делать там все, что захочешь.
Она хотела сказать: заниматься колдовством, — мысленно уточнила Гуннхильд.
Она не видела на стене ни креста, ни какого-то другого христианского знака. Должно быть, Рагнхильд отреклась от этой веры. Это было легко в языческой земле, где она могла за все эти годы ни разу не увидеть священника. Но она не поклонялась и старым богам. Вместо этого она находила ледяную радость, вышивая картины, изображавшие их гибель.
Гуннхильд сумрачно улыбнулась.
— Это верно, мои занятия могут порой показаться немного странными.
Рагнхильд нагнулась к ее уху.
— Они там, на Мэйнленде, следят за тобой, ведь правда? — чуть слышно спросила она. — Они не позволят тебе заниматься тем, чем нужно. Именно поэтому я никогда не выезжаю отсюда и не бываю в других местах. Я здесь вдали от любых глаз. — Она снова усмехнулась. — Да, мать, я думаю, что здесь, у меня, ты сможешь найти немало такого, что доставило бы тебе удовольствие.
XXV
Ярл Хлёдвир предоставил Гуннхильд жилище на берегу залива Скапа, приблизительно в двух милях от своего собственного дома и окружавшего его поселения, расположившихся на северном берегу перешейка. Неподалеку находилась рыбачья деревушка, а вдоль берега тянулись причалы и навесы. Однако этот дом не был недостоин ее: довольно большой, построенный в равной мере из дерёва и дерна, хорошо обставленный, с многочисленными гобеленами — отнюдь не похожими на те, которые ткала Рагнхильд, — предназначенными как для того, чтобы украсить его главную комнату, так и чтобы помочь сохранить тепло. Как и в Раквике, в хозяйстве имелись коровы, дававшие свежее молоко и масло, куры, чтобы можно было есть яйца и цыплят, и поля, чтобы кормить живность. Обслуживанием хозяйства занималось немалое количество мужчин и женщин, некоторые из них имели детей. Они всегда находились в распоряжении королевы.