Леди Шелли, находившаяся в дружеских отношениях с герцогом Веллингтоном, позже отмечала, что Виктория была чрезвычайно благодарна королю за возможность отдохнуть с ним. «Поскольку я не увижу своего дорогого дядюшку в день его рождения, — деликатно сказала Виктория, вручая королю букет цветов, — я хочу сделать этот подарок сейчас». А потом, прощаясь с ним, она не менее трогательно и патетически заявила: «Я пришла попрощаться с вами, сир, но, поскольку я знаю, что вы не любите торжественных речей, я, разумеется, не стану даже пытаться этого сделать». Вернувшись домой, Виктория сделала все возможное, чтобы ее мать не тянула время и немедленно отправила «выражение благодарности и признательности ее дорогому дядюшке королю».
Виктория с удовольствием вспоминала позже те дни, которые провела в Виндзоре в обществе короля, однако с еще большим удовольствием она посещала дом дяди Леопольда в Клэрмонте. Ей так нравилось в этом доме, что она даже плакала каждый раз, когда нужно было возвращаться домой в Кенсингтон. Она до конца жизни помнила те чудные вечера в Клэрмонте, когда слушала музыку и наслаждалась общением с другими родственниками во время вечеринок. Маленькую девочку там любили, окружали заботой и демонстрировали самые теплые чувства к ней. Особое расположение выказывали ей миссис Луи, бывшая служанка принцессы Шарлотты, ее собственная няня миссис Брук и баронесса Шпэт, близкая подруга матери, которая приехала вместе с ней из Германии. Принцесса Феодора отмечала позже, что баронесса Шпэт так обожала девочку, что буквально ползала перед ней на коленях.
Совершенно по-другому относилась к юной принцессе ее гувернантка Луиза Лецен. Несмотря на излишне острый нос и подбородок, это была довольно красивая женщина, умная, эмоциональная, начисто лишенная чувства юмора и постоянно жалующаяся на свои многочисленные психосоматические недомогания, в особенности на головные боли и мигрень. Она часто повторяла, что не знает, что такое чувство голода, и из всех видов пищи «обожала одну лишь картошку». Однако при этом всегда почему-то жевала зерна тмина, и эту странную привычку многие окружающие считали желанием скрыть запах алкоголя.
Будучи дочерью лютеранского пастора из какой-то деревни в Ганновере, в момент получения ответственной должности гувернантки она была уже взрослой женщиной двадцати пяти лет. Как отмечала много позже ее подопечная, Луиза отличалась «большой строгостью», однако принцесса «относилась к ней с величайшим уважением и даже боготворила ее... Она знала, как играть с ребенком и как развеселить его, чтобы добиться наиболее благосклонного к себе отношения. Принцесса была ее единственной заботой и отрадой... За тринадцать лет преданной службы в качестве гувернантки она ни разу не оставила принцессу Викторию без своего пристального внимания».
По ночам Луиза находилась в комнате принцессы, которую та делила с матерью до тех пор, пока не стала совсем взрослой. А по утрам гувернантка внимательно следила за тем, как миссис Брук одевает девочку, и одновременно читала ей что-нибудь занимательное, чтобы принцесса не вырабатывала дурную привычку болтать о чем попало со служанками.
И тем не менее влияние Луизы на юную принцессу нельзя назвать абсолютно благотворным. Гувернантка имела немало предрассудков, которые неизбежно укоренялись в сознании юной принцессы. Так, например, она всячески поощряла недоверие девочки к матери и всем ее друзьям и выработала у нее весьма опасную привычку откровенно говорить людям, что они не правы, и тем самым принижать их.
Если детские годы принцессы Виктории и не были такими тоскливыми и меланхолическими, как она сама описывали их позже, то нет никаких сомнений, что они были отмечены печатью неизбывного одиночества. Она воспитывалась в мире взрослых людей и крайне редко общалась с детьми своего возраста. «За исключением редких визитов других детей, — вспоминала она много позже, — я жила совершенно одна, без ровесников». Правда, Виктория очень любила свою сестру, симпатичную и весьма привлекательную принцессу Феодору, но та была на двенадцать лет старше и всеми силами стремилась как можно скорее покинуть мрачный и неуютный Кенсингтонский дворец. Позже Феодора вспоминала, что единственной радостью для нее было «выехать из дворца на Прогулку вместе с принцессой Викторией и Луизой Лецен, и тогда она могла говорить и делать что хочет». В феврале 1828 г., когда Виктории было девять лет, Феодоре удалось осуществить свою мечту и навсегда оставить ненавистный дворец. При этом принцесса сожалела лишь о разлуке с «дорогой сестрицей», по которой долго скучала и которую вспоминала еще много лет[3].
3
Она увидела свою сестру только в 1834 г., когда приехала в Англию. Расставание после этого краткосрочного визита было еще более болезненным, чем прежде. "Разлука действительно была ужасной, -писала позже Виктория. — Я обняла ее обеими руками, долго целовала, а потом расплакалась так, словно мое сердце раскололось на части. Моя дорогая сестра вела себя так же... Я рыдала все утро и долго не могла успокоиться... Никого я не любила так сильно, как ее" (RA Princess Victoria's Journal, 25,26 July 1834).