Принцессе Виктории (вот уже много лет Дриной ее называли только самые близкие члены семьи) исполнилось восемнадцать, но детородной стадии она достигла всего лишь пару месяцев тому назад. При всей ее молодости образования ей было не занимать: в три года принцесса уже училась говорить по-английски и по-французски, в дополнение к своему первому языку, немецкому; довольно скоро после этого она превосходно освоила латынь, итальянский и испанский, и все эти лингвистические навыки не были для нее мертвым грузом: к шестнадцати годам она уже прочла Энеиду в переводе Драйдена, Илиаду в переводе Попа и Историю Карла XII Вольтера (во французском оригинале, naturellement). С той поры жажда новых знаний стала у нее почти ненасытной. Она продолжала читать сочинения Овидия, Вергилия и Горация; Попа, Коупера, Шекспира и Голдсмита; она корпела над обширными трактатами по экономике и астрономии; она знала юриспруденцию по трудам Блэкстона, постигала географию, естественную историю и этику, заучивая многие цитаты наизусть. Она освоила Историю Англии Голдсмита, а его труды по истории Греции и Рима ее просто очаровали; она знала Историю мятежа Кларендона и Исторические вопросы Магнолла.
Не зря перешептывались, что образование принцессы, которым руководила ее воспитательница баронесса Лезен, могло вполне поспорить с тем, что давалось в Оксфордском университете — заведении, которое ей, разумеется, было бы недоступно по причине ее пола, будь она даже предполагаемой королевой Англии.
Но помимо всех тех предметов, которые постигались ею в стенах Кенсингтонского дворца, где она была фактически пленницей, существовало еще кое-что, гораздо более важное для нее, чем все прочие знания и открытия — наиболее решительно и непреклонно она изучала саму себя, составляя обо всем свое собственное мнение.
Как вот теперь она могла сказать с абсолютной уверенностью, что доподлинно и искренне, полностью и бесповоротно не выносит черепаховый суп.
Она его просто ненавидела.
Поскрипывание ее пера, выводившего слова на странице дневника, было единственным звуком, нарушавшим царившую в комнате тишину. На правой стороне разворота, в самом верху страницы она изящно вывела «черепаховый суп».
Одна только мысль о нем. О черепаховом супе. Уф. У нее скрутило живот. Ее рот скривился. Одной мысли о нем было достаточно, чтобы самое щедрое сердце превратить в скрягу.
Принцесса жила в одной комнате с матерью; сейчас та оторвала взгляд от книги, которую читала.
— Уже поздно, Виктория, — сказала она по-немецки: когда они были одни, то говорили именно на этом языке.
— На самом деле, скоро будет рано, — подумала про себя принцесса, — вот-вот будет полночь. Вслух же она попросила: «Еще чуть-чуть, мама».
— Правительнице нужен отдых, — наставительно напомнила герцогиня Кентская, мягко улыбаясь дочери.
В двадцати милях от них, в Виндзорском замке, король Уильям, или Вильгельм IV, умирал от своей «сенной лихорадки», и ни для кого не было секретом, что герцогиня, как никто более, с нетерпением ожидала его кончины. «Сенная лихорадка, — насмешливо фыркнула она, услышав официальный диагноз, — его нужно опылять до самой смерти. Непременно пошлем ему цветов с пожеланием скорейшего выздоровления!»
«Т-с-с, мама, — попросила тогда Виктория, ибо своего дядю она любила. Конечно, спору нет, он ссорился с ее матерью, да и собственные подданные его не слишком-то жаловали, но к ней он всегда относился с большой добротой и сердечностью.
— Моя дорогая, ты можешь продолжить свою писанину завтра, — настаивала герцогиня и позвонила в колокольчик. Виктория постаралась скрыть свое недовольство. Она любила засиживаться допоздна.
В комнате снова стало тихо.
То есть если не считать поскрипывания пера в дневнике Виктории. Теперь она перевела взгляд на левую часть списка, перейдя к более приятным мыслям.
Больше всего на свете она обожала своего спаниеля — любимца и красавца Дэша. Она наряжала его, как другие девушки одевают своих кукол, купала его каждую неделю и регулярно гуляла с ним по часам, будь то дождь или солнце; повсюду брала его с собой, и, взамен, он был самым приятным и верным спутником, о каком только можно мечтать.
Он был прелесть, ангелочек, да и только. Ведь в прошлом году, когда Виктория гостила у принца Альберта Саксен-Кобургского, такого элегантного и эффектного, Дэш приложил руку (надо сказать «лапу», подумала она мимоходом, невольно ухмыльнувшись от смешного звучания обычной фразы) к тому, чтобы повернуть то, что поначалу было вполне невинным свиданием, в… ну, скажем, в нечто немного большее.