Под конец Квимби подошел к Джонсу, который совершенно не замечал кипевшей вокруг него баталии: он стоял над Перкинсом на коленях и пригоршней отправлял содержимое его живота себе в рот. Задыхаясь от отвращения, Квимби встал над ним и, собрав все свои силы, опустил топор на его шею. Удар был настолько мощным, что топор, двигаясь по заданной траектории, отсек не только голову Джонса, но и ногу Перкинса, чуть повыше колена.
Лишь теперь Квимби выронил из рук оружие и окинул взглядом поле боя. Но стоял он недолго. Резко повернувшись, лорд распахнул дверь библиотеки и ринулся вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки; он быстро достиг главного зала, где подбежал к большому, тяжелому занавесу и откинул его в сторону. Там обнаружилась огромная дубовая дверь, и лорд, пошарив над притолокой, нашел ключ, которым и открыл дверь. Оттуда пахнуло застоявшимся, влажным воздухом (который все же был не в пример приятнее, чем аромат фекалий в его библиотеке), когда он бежал по каменным ступеням в свою лабораторию.
В этом подвальном помещении он трясущимися руками зажег спиртовку, затем метнулся к стеллажу, выбирая нужное среди баночек с серебряными крышками и разнообразными этикетками, которые могли бы весьма заинтересовать знающего человека: здесь были дурман вонючий, белладонна, аконит; здесь было и многое другое, что Перкинс привез с Гаити и что было обозначено только символом.
Дрожащими руками Квимби смешал составные части в колбе, приладил ее над спиртовкой, нагрел до момента, когда пошли пузыри и запах, затем снял колбу и соединил ее содержимое со смесью других ингредиентов. Хорошо. Обычно этим процессом занимался Перкинс, отмеряя и смешивая, но и у него все вышло просто великолепно. Осторожно держа кувшин, он быстро пошел наверх. По их теории, чем меньше времени прошло с момента смерти; тем больше функций мозга можно восстановить. Вот и проверим это.
Итак, обратно в библиотеку. Чуть не теряя сознание от запаха и омерзительной атмосферы в комнате, Квимби отпихнул безголовое тело Джонса и склонился к Перкинсу. Подсунув одну руку ему под голову, он приблизил его губы к кувшину и влил ему в рот небольшое количество еще теплой жидкости, подождал секунду, пожал плечами и вылил туда же все содержимое кувшина.
После этого Квимби поднял топор и отступил к середине комнаты, оскальзываясь на лужах крови и кусках тел. Он стоял и ждал. Минуту-другую ничего не происходило. Вообще ничего, и Квимби уже испугался, что в спешке не так отмерил компоненты. Но вот губы Перкинса шевельнулись, и он кашлянул, выплюнув себе на подбородок смесь из влитой жидкости и крови; его глаза открылись, завращались, и все тело — совершенно неожиданно — вдруг дернулось с такой силой, что из положения на спине перевернулось набок. Внутренности в нижней части его живота, еще не сожранные, скользили из него, но это, похоже, нисколько не мешало его выздоровлению, которое шло все более активно: теперь он кашлял и сплевывал, извергая много грязной и зловонной жидкости; все его тело дергалось и тряслось, что очень сильно напоминало картину их предыдущих опытов с оживлением, так что Квимби теперь мог уже не беспокоиться — состав действовал. Слава богу, повторял лорд, слава богу, Перкинс жив. Иначе как прояснить весь этот кошмар?
С другой стороны…
Сохранил ли оживший Перкинс свою память?
Квимби ухватил покрепче свой топор и сделал несколько осторожных шагов вперед. Наверное, лучше быть поближе, если придется ударить.
— Перкинс, — позвал он негромко, — Перкинс, ты как там, в порядке?
Перкинс, у которого одна нога была отсечена выше колена, а живот раскрыт и опустошен, будто выеденная дыня, а шея и плечо превратились в одну большую дыру, из которой торчала белая кость, с обрывками хрящей и кровоточившей мышечной ткани, произнес: «Да, сэр, я думаю, что так, сэр».
— Молодец, — сказал Квимби, поднимая топор с одной-единственной мыслью: осторожность не помешает, а вдруг Перкинс притворяется; вслух же продолжил, — а ты… ты помнишь что-нибудь?
— Нет, сэр, — сказал Перкинс, — ничего. Я потерял сознание, сэр?
Квимби хохотнул. «Нет, дурачина, ты умер. Тебя съели. Посмотри на себя».
В течение нескольких минут стоял крик испуга и отчаяния: Перкинс, теперь сидевший прямо, безуспешно попытался собрать свои внутренности и засунуть их обратно в дыру на животе, но лишь обнаружил, что многих органов нет или они оторваны; тогда он отшвырнул их от себя, словно капризный ребенок. Затем он оперся руками об пол, чтобы встать на ноги. Или на ногу. И снова неудача — отсутствие одной своей ноги Перкинс обнаружил слишком поздно и не успел найти равновесие, тяжело упав на пол; снова взрыв отчаяния, с воплями и причитаниями, пока Квимби все это не надоело, и он пригрозил, что примет меры, если тот не заткнется.
И лишь когда Перкинс взял себя в руки, более или менее примирившись со своим новым положением, Квимби подошел к своему верному слуге и дал свои объяснения произошедшему: как он пытался помочь, сделав все от него зависящее, но зомби его оттеснили; как он пытался помешать Джонсу откусить ногу Перкинса, и насколько же неудача с этой попыткой его огорчает, и как страшно было бы увидеть ногу Перкинса совершенно обглоданной кем-то из этих тварей; и, какая незадача, как же теперь Перкинсу работать, тем более что скоро в дом явятся остальные слуги, и тогда придется отвечать на весьма неприятные вопросы — почему, например, в библиотеке находятся останки восьми тел?
— И потом, нашего внимания требует еще парочка вопросов, — прибавил Квимби.
— Каких, сэр?
— Во-первых, я полагал, что все это проклятое дело — поднимать этих тварей из мертвых — означает, что эти твари будут под моим контролем. Поправьте меня, если я не прав, но сегодня ночью они были не так уж сильно под моим контролем, не правда ли?
— Это так, сэр.
— Во-вторых, наш друг Крэйвен.
— Что насчет него, сэр?
— Прежде чем нас покинуть, он сделал фотографический снимок сцены в библиотеке.
— И что с того, сэр?
Квимби вздохнул и стал объяснять терпеливо, как младенцу: «Перкинс, ты слышал, конечно, о таком преступлении, как шантаж».
— Да, сэр.
— Ну, так мне кажется, что свидетельство нашего друга Крэйвена, вместе с фактом изготовления эротических снимков, в данной истории тоже может быть очень полезным. Чрезвычайно полезным. Я, конечно, мог бы надеяться, что извлеку пользу из его талантов, но, увы, ныне мое положение таково, что виселица маячит очень близко. Хотя Крэйвен вовсе не так простодушен, как ты, Перкинс, я сильно сомневаюсь, что он принял собственные меры. Нет, и для этого есть только одно. Нам нужно найти этого Крэйвена и сделать это, не теряя времени.
— Да, сэр. И… сэр?
— Да, Перкинс.
Перкинс выглядел несколько сконфуженным.
— Я голоден, сэр.
Квимби быстро наклонился, чтобы подобрать с пола свой топор, и отошел на приличное расстояние от своего слуги.
— И как именно голоден? — бросил он.
— Это не похоже на то, как это было раньше, сэр, ни на что прежнее, — ответил Перкинс, окидывая взором теперь всю комнату, — и это сильнее меня.
Квимби обвел широким жестом вокруг. «А тебе что, всего этого недостаточно, а? — спросил он, и лицо его искривилось от гнева и отвращения. — Бог мой, здесь на целый банкет для человека в твоем… состоянии, ведь так?»
— А у нас нет ничего чуть более… свежего, а, сэр?
— Тебе незачем смотреть на меня, Перкинс.
— Совершенно невыносимый голод, сэр. Может произойти трагедия, когда все это сделает меня неуправляемым, если вы понимаете, что я имею в виду. А ведь сила во мне возросла, сэр…
— Не забывай, дружище, что у меня есть топор, — прорычал Квимби в ответ, и кровь прилила у него к голове. — За эту ночь я хорошо научился отправлять живых мертвецов обратно туда, откуда они приходят, вздумай кто из них обращаться со мной неподобающим образом, так что одним меньше одним больше!
— Тогда кто мог бы прояснить мою ситуацию, сэр? — спросил Перкинс вместо ответа, и на губах у него играла нежная улыбка.