Как только мы вернулись во дворец, мама включила в свой штат еще одну даму. Это была леди Флора, дочь маркиза Гастингса. Мама сказала, что она станет мне подругой, но она была на двенадцать лет старше меня, и они с Лецен сразу же невзлюбили друг друга, так что до дружбы нам было довольно далеко. Я начала понимать, что хотела бы выбирать себе друзей сама.
В Кенсингтонский дворец теперь приглашалось много выдающихся людей. Я помню, какое благоговение я испытала, представляясь сэру Роберту Пилю[9], о котором я много слышала от Лецен. Он был очень симпатичный. С ним был лорд Пальмерстон[10]. Он говорил со мной серьезно, как со взрослой, и в то же время дал мне понять, что считает меня привлекательной. Я должна признаться, что мне это очень понравилось. Было очень приятно встречать таких важных людей. Я даже смягчилась немножко по отношению к сэру Джону. Мама любила собак, и он подарил ей самого очаровательного спаниеля, какого я когда-либо видела. Я его сразу же полюбила и уверена, что это чувство было взаимным. Он тут же подошел ко мне и уставился на меня своими прекрасными глазами.
— Какая прелесть! Чей он? — спросила я.
— Он мой. Его зовут Дэш. Его мне подарил сэр Джон.
Даже это не могло изменить моего чувства к Дэшу. Каждый день я с нетерпением стала ожидать момента, когда смогу войти в комнаты мамы, чтобы увидеть его. Однажды мама сказала мне:
— Я думаю, Дэш на самом деле твоя собака.
— Он прелесть.
— Мне кажется, вы сразу понравились друг другу. Сэр Джон говорит, что я должна отдать его тебе.
— Правда? — Я покраснела от удовольствия.
В комнату вошел сэр Джон. У меня всегда было такое чувство, что они заранее обсуждали, что мне сказать и в какой момент ему следует появиться. Это было вроде пьесы, где актеры дожидаются за кулисами своего выхода.
— Я знаю, он вам нравится, — сказал сэр Джон, улыбаясь своей противной улыбкой.
Но я любила Дэша и хотела, чтобы он был мой, поэтому не обращала внимания на мерзкое выражение его лица.
— Я действительно его люблю, — сказала я.
— Тогда… он ваш. Я взяла его на руки. Он все понял, потому что сразу начал лизать мне лицо.
— Нельзя, Дэши, — сказала я, и он радостно залаял. — Благодарю вас, мама.
— Я полагаю, ты благодарна сэру Джону за такой подарок.
— Благодарю вас, сэр Джон, — сказала я с некоторой неохотой. — Можно мне его взять?
— Да, конечно, — сказала мама, милостиво улыбаясь. — Я прикажу отнести к тебе его корзинку.
Итак, осчастливленная, я удалилась с Дэшем. Но сэр Джон от этого не стал мне больше нравиться.
Я была очень счастлива. Дэш внес такое разнообразие в мою жизнь. Я купала его, играла с ним, повязывала ленту ему на шею, постоянно повторяя ему, что он мой.
Дэш не был единственным удовольствием, которое я получила в тот год. Мой учитель музыки сказал, что, раз я так интересуюсь пением и даже сама пою, меня можно взять в оперу.
Какой восторг слушать прекрасную музыку в замечательном исполнении! Опера доставила мне истинное удовольствие, и моя запись в дневнике была искренняя, наполненная чувствами более чем когда-либо. Мама осталась на этот раз довольна моей воодушевленностью. Она сказала, что если я буду вести себя достойно, то она не видит причины, препятствующей моему посещению оперы чаще. Вскоре я с изумлением узнала от дяди Леопольда, что он женится. Он написал мне об этом длинное письмо.
Конечно, я хотела узнать все о невесте, так как не верила, что есть женщина, достойная дяди Леопольда.
Он отвечал мне: «Моя любимая, ты хочешь, чтобы я описал тебе твою новую тетю. Она очень добрая и милая и всегда руководствуется в своих поступках строгими принципами. Она всегда готова пожертвовать своими желаниями и покоем для счастья других. Она ценит доброту, заслуги и добродетель превыше красоты, богатства и развлечений…
Несколько слов о ее внешности. Ростом она почти как Феодора; у нее белокурые волосы, голубые глаза и очень мягкое выражение лица…
Ты видишь по этому описанию, что, хотя моя славная маленькая женушка самая высокая из королев, в ней мое счастье, которым я бесконечно дорожу».
Следует добавить, о чем дядя умолчал, — она обладала еще одним достоинством: Луиза Орлеанская была дочерью Луи-Филиппа[11], короля Франции. Я была так счастлива за дядю. Казалось, что брак дяди Леопольда должен был быть само совершенство.
Во мне родилось опасение, что семейная жизнь помешает ему писать мне так же часто, как раньше. Когда я высказала ему это опасение, он разуверил меня, подчеркнув, что мое благополучие ему по-прежнему дорого, и если у меня возникнут какие-то проблемы, я должна написать ему, и он постарается их разрешить. Я была его любимое дорогое дитя. Ничто не могло этого изменить.