Еще одним коварным существом был Флора Гастингс, которую я никогда не любила, потому что она была груба с Лецен, насмехаясь над ее немецкими манерами и привычкой жевать тмин.
Оглядываясь теперь назад, я вижу, что очень не любила тогда маму. Я хотела всячески отстраниться от нее, не желая, чтобы король и королева думали, что я одобряю ее поведение. Боюсь, что мама была не очень умна. Надо сказать, что мама заметила перемену во мне, и ее это обеспокоило, но она даже не попыталась изменить свое отношение и проявить хоть некоторую дипломатичность. Она бы легко могла вернуть мое доверие, потому что она была моя мать, и у меня было сильно развито чувство долга к ней. Я хотела любить ее и пыталась, но она не давала мне. Ей было известно, что меня смущало, когда она изображала королевское величие, но она продолжала вести себя в таком же духе. Я думаю, в глубине души она не могла примириться с фактом, что я уже не ребенок.
Поступки мамы все более меня расстраивали. Вскоре тетя Аделаида пригласила нас в Виндзор тринадцатого августа.
— Вот приглашение на день рождения Аделаиды, — сказала мама.
— Как будет весело! — воскликнула я.
— Но не нам, — сказала мама, принимая вид регентши, роль, которую она так любила играть. — Нас там не будет.
— Но, мама…
— Аделаида, — мама редко называла ее королевой, — забывает, что через несколько дней мой день рождения, и я не намерена праздновать его в Виндзоре.
— Я полагаю, ваша светлость пожелает отпраздновать этот день в Клермонте, — сказал этот гнусный тип.
— Вы правы, сэр Джон. Именно это я и собираюсь сделать. Поэтому я отклоню предложение этой женщины, я думаю, она считает, что ее день рождения важнее моего.
— Она совсем так не считает, мама, — начала я.
— Ты в этом ничего не понимаешь, дорогая, — улыбнулась мама. Она повернулась к сэру Джону, как будто меня и не было в комнате, и сказала: — Я немедленно пошлю записку.
Я вернулась к Лецен вне себя от гнева. Как они смеют? Почему я это позволила? Почему я не сказала, что я престолонаследница? Я могу стать королевой в любой момент… хотя и надеюсь, что нет. Я очень хочу, чтобы дядя Уильям жил. Я не хочу быть королевой, пока не наступит время, когда мама не сможет вмешиваться. Это было началом войны между мамой и мной.
День рождения короля был двадцать первого, вскоре после королевы. На этот раз я должна была присутствовать, ведь это событие государственной важности. Мама бы с удовольствием отказалась, но в этот раз даже ей было невозможно это сделать.
Итак, мы поехали в Виндзор. Король был в Вестминстере для объявления перерыва в работе парламента и перед возвращением в Виндзор решил посетить Кенсингтон, так как знал, что нас там нет. Я не представляю себе, знал ли он о переменах в наших апартаментах. Все, что мне было известно, это то, что мама просила дать нам еще несколько комнат, но ей было отказано. Вернувшись в Кенсингтон после болезни, я, естественно, подумала, что король смягчился и дал разрешение. Однако все было по-другому. Я уверена, что у него были какие-то подозрения, и отказ мамы присутствовать на дне рождения королевы особенно разозлил его. Дело было в том, что, посетив дворец, он побывал в наших апартаментах и пришел в ярость, увидев, что, несмотря на его отказ, мама намеренно ослушалась его приказа.
Когда он вернулся в Виндзор, мы находились в гостиной, и он явился прямо туда. Лицо его было багровым, глаза выкатывались из орбит. Несомненно, он был в гневе. Я подошла и сделала реверанс; он слегка смягчился, но, когда я поцеловала его, и он ответил на мой поцелуй, я почувствовала, что он дрожит от бешенства.
Мама стояла рядом со мной. Ее всегда раздражало, что он приветствовал меня первой. Король на этот раз не проигнорировал ее. Он слегка поклонился, и глаза его яростно сверкнули. Он сказал громко, так что все в гостиной слышали:
— В моих дворцах допускаются вольности. Я только что был в Кенсингтоне, где вопреки моим распоряжениям были заняты апартаменты. Я не понимаю такого поведения. И я его не потерплю. Это неуважение к королю.
Мама стояла бледная, но высоко подняв голову и надменно глядя на короля. Мне было так стыдно, что я чуть не заплакала. Мне следовало бы знать. Как она посмела! И мне так нравились эти комнаты во дворце. Если бы я знала, что мы не имеем права там находиться, я бы их возненавидела. Я бы заставила ее освободить их. Да, я так бы и сделала. Я бы не позволила маме вести себя так. Я бы дала ей знать, что всей своей важностью она обязана мне.
Мне хотелось уехать из Виндзора. Я не могла смотреть на всех этих людей. Я видела на их лицах насмешку. Мне хотелось убежать и спрятаться.