— Это естественно. И, к своему стыду, я вновь заговорила об Альберте:
— У меня есть миниатюра Альберта, написанная Россом. Я попрошу ювелира вставить ее в браслет, который буду носить не снимая.
— Я надеюсь, что он похож там на себя.
— Росс не отдал ему должного. Я помню, вы говорили, что он любит изображать людей хуже, чем они есть. Я не думаю, что это смешно. Это глупо. Но никто не мог бы изобразить Альберта таким, как он есть. Он слишком хорош.
Он посмотрел на меня с нежностью, которая всегда так трогала меня. Милый лорд Мельбурн! Хотя я любила Альберта, но частичка моего сердца всегда принадлежит моему премьер-министру.
Письмо от дяди Леопольда привело меня в восторг. Каждая строчка источала радость.
«Дорогая Виктория.
Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем твое милое письмо. Узнав о твоем решении, я испытал почти что чувство Захарии — «Ныне ощущаешь раба Твоего с миром»[35].
Ты найдешь в Альберте все качества, необходимые для твоего счастья, соответствующие твоему характеру и образу жизни… Его положение будет нелегким и будет во многом зависеть от твоего чувства к нему. Лорд Мельбурн проявил себя достойным и превосходным человеком, каким я всегда считал его. Другой на его месте думал бы только о своих личных интересах. Но наш добрый друг понял, что лучше для тебя, и это делает ему честь…»
Я была так довольна письмом и комплиментами лорду Мельбурну, что показала ему письмо. Он всегда относился немного подозрительно к дяде Леопольду, и мне казалось, что ему будет интересно знать, какого высокого мнения дядя был о нем. Все, что сказал лорд Мельбурн, было:
— Симеон, насколько я помню… не Захария.
— Что? — спросила я.
— Ныне отпущаеши… Невольно я улыбнулась — это было так похоже на моего любимого лорда Мельбурна.
— Я рада, — сказала я, — что дядя Леопольд получил то, чего хотел.
— А я рад, — сказал лорд Эм, — что ваше величество получили, что хотели. — Затем он заговорил о том, как известить публику о моих планах.
Я надела свое самое скромное платье, на руку — браслет с миниатюрой Альберта. Теперь я была готова.
Все смотрели на меня. Мне казалось, что они сразу же заметили портрет на моем браслете. И догадались о документе, который я должна им прочесть.
Лорд Мельбурн всегда излагал все очень элегантно, и эта Декларация не была исключением. Я сообщила им, что решила выйти замуж за принца Альберта и что свадьба состоится очень скоро. Прочитав, я удалилась.
Позже ко мне зашел лорд Мельбурн. Он был слегка озабочен. Я не видела его озабоченным со времени истории с Флорой Гастингс и догадалась, что случилось что-то важное.
— Это моя вина, — сказал он, — я не счел нужным упомянуть, что принц Альберт — протестант. Газеты подняли шум. Они говорят, что он католик, а королева не может быть женой католика[36].
— Но Альберт протестант. С чего они взяли, что он католик?
— Ваш дядя Леопольд сосватал своих родственников по всей Европе, и некоторые из очень выгодных браков были с католиками.
— Но это легко поправимо.
— Да, но это говорит о том, что есть люди, намеренные чинить нам препятствия во всем.
— Но почему?
— Газеты охотятся за всякими пикантными новостями, чтобы больше заработать. А тори надеются, что придет время, когда им удастся нанести нам поражение. Я содрогнулась.
— Пожалуйста, лорд Мельбурн, сообщите им, что Альберт — убежденный протестант.
Мне следовало быть готовой к новым неприятностям. Хотя было просто доказать, что Альберт никогда не был католиком, но возникли и другие возражения. Теперь я искренне верю, что есть люди, кто просто не выносит, когда другие счастливы, например мой дядя Кумберленд.
Казалось бы, что, став королем Ганноверским, он должен был бы перестать преследовать меня. Я уже коронованная королева Англии, однако он принадлежал к тем людям, кто никогда не теряет надежды.
Когда я объявила, решив, что во время всех церемоний место Альберта рядом со мной, что значило — он должен быть впереди моих дядей, герцоги Кембридж и Сассекс сочли это нормальным, но Кумберленд, конечно, стал возражать. Он был не просто герцог, но король, он был сыном моего деда Георга III, и если бы волей злой судьбы мой отец не опередил его в появлении на свет, он был бы теперь королем Англии. Эта несправедливость природы раздражала его всю жизнь, и теперь он решил досаждать мне тем, что стал во всеуслышание пренебрежительно отзываться об Альберте, называть «его фиктивное высочество», восстанавливать Кембриджа и Сассекса против моего избранника.