Принц Альфред был не только забывчивым. Когда он снова приехал домой в отпуск, то вел себя вызывающе, со всеми ссорился, а к слугам вообще относился так, словно они были его подчиненными на флоте. Он обладал чрезвычайно вспыльчивым характером и, что еще больше поражало и возмущало королеву, был на редкость жадным. А в 1862 г. он нанес матери еще один тяжелый, по ее словам, удар. До нее дошли слухи, что во время службы на Средиземноморском флоте он совершил «бесчестный поступок» по отношению к какой-то молодой женщине на острове Мальта. Это было такое же позорное для представителя королевской семьи поведение, которым за год до этого отличился его старший брат в Ирландии. Королева была вне себя от гнева, но все же простила сына в следующем году, когда тот приехал домой и показался ей более воспитанным и повзрослевшим, то есть больше похожим на «своего дорогого папу».
Однако это улучшение оказалось временным. «Я не горжусь своим Аффи так, как ты, вероятно, думаешь, — с горечью писала она старшей дочери вскоре после того, как Альфред получил огнестрельное ранение в Австралии. — Он поступает не совсем порядочно, всячески преувеличивает свои достоинства, а сейчас и вовсе ведет себя так, словно совершил героический поступок. Более того, он требует оваций в свой адрес, Вместо того чтобы молиться Богу, который смилостивился и сохранил ему жизнь... Да, Аффи доставляет мне немало огорчений, а иногда просто злит меня своей неуправляемостью. Он сбился с пути, и я не знаю, что с ним теперь делать. Просто не понимаю причин такого поведения».
Еще большее оскорбление нанес матери принц Альфред своим неистребимым желанием сочетаться браком с великой княгиней Марией Александровной — единственной дочерью царя Александра И. Королева не любила царскую семью и считала ее «фальшивой» и даже «полуазиатской». Разумеется, она не могла помешать сыну, но хотела еще до свадьбы познакомиться с невестой. Можно представить ее гнев, когда отец великой княгини наотрез отказался повезти дочь в Лондон для смотрин. Еще больше расстроила ее дочь Алиса, которая поддержала предложение царя, чтобы королева сама отправилась в Европу, где могла бы познакомиться с ней в Кёльне. «Ты всецело стала на сторону русских, — упрекала она Алису. — Надеюсь, ты помнишь, что я нахожусь на престоле на двадцать лет больше русского царя и вообще являюсь самым старым монархом в мире. К тому же я — правящая королева, а не какая-то императрица. Не забывай об этом!»
Таким образом, королева так и не познакомилась с невестой сына и вообще с нарочитым безразличием отнеслась к свадьбе, которая состоялась 23 января 1874 г. в Санкт-Петербурге. Кроме того, она очень расстроилась, когда узнала, что ее сын пришел на это торжество в форме капитана русского флота. Однако, познакомившись в конце концов с юной супругой Альфреда, она осталась ею очень довольна. Девушка показалась ей добропорядочной, прекрасно воспитанной и достаточно умной. К тому же Мария, несмотря на свою природную скромность, не смущалась в присутствии королевы и нисколько не нервничала, чем еще больше покорила сердце свекрови. Однако удовлетворение этим браком отнюдь не было взаимным. Ее русская семья вскоре узнала, что поездка Марии в Лондон оказалась для нее «невероятно скучной», Виндзор и Осборн не произвели на нее никакого впечатления, а английская еда была просто «отвратительной». К тому же она очень уставала от ночных балов и танцев, а Лондон, где она с мужем остановилась в Кларенс-Хаусе, произвел на нее «ужасное» впечатление. Что же касается мужа, то он показался ей утомительным, много пьющим и обладающим к тому же весьма необузданным нравом. Она не скрывала, что была рада, когда он снова отправился в Средиземное море на своем броненосце «Султан».
Поступки принца Артура, получившего в 1874 г. титул герцога Коннотского и Стратернского, никогда не вызывали у матери того раздражения и негодования, которые она часто испытывала от поведения его старшего брата. Действительно, с того самого момента, когда Винтерхальтер изобразил его на картине получающим подарок от герцога Веллингтона в свой первый день рождения, принц Артур никогда не досаждал матери и не разочаровывал ее по каким бы то ни было поводам. Однажды королева призналась его гувернеру, что «восхищалась этим мальчиком с первого дня его жизни», поскольку он никогда не давал ей никаких оснований для беспокойства или огорчения. А его отцу она как-то сказала, что Артур является их любимым ребенком, «более дорогим, чем все остальные дети, вместе взятые». «После тебя, — добавила она в беседе с мужем, — он для меня — самое дорогое существо на земле... Меня страх берет при мысли, что я могу обнаружить в его характере или внешнем виде хотя бы один недостаток. Я очень боюсь, что через некоторое время он вырастет и станет беззащитным перед всяким злом. У меня от этой мысли даже слезы на глаза наворачиваются». Он действительно был для матери «самым дорогим существом» и «лучшим ребенком» из всех, которых ей доводилось когда-либо встречать.
Добродушный, деликатный, послушный, скромный, он был образцовым ребенком. Во всех детских спектаклях он играл самые лучшие роли, в то время как его младший брат принц Леопольд всегда поворачивался к зрителям спиной, а сын генерала Грея вообще был застывшим как «палка». Единственным недостатком принца Артура, когда он достаточно подрос, стало его чересчур формальное отношение к слугам. Мать часто повторяла ему, как, впрочем, и всем остальным детям, что слишком высокомерное отношение к подчиненным не делает никому чести и вообще недопустимо в ее доме. «Все эти строгости, — говорила она, — применимы только для мистера Брауна, к которому вы все должны относиться с почтением и делать различия между ним и остальными слугами. Но и к ним нужно относиться с величайшим уважением».
Наставления королевы касались и многих других вещей. Гувернер принца сэр Говард Элфинстон, получивший из рук королевы Крест Виктории за героическое поведение под Севастополем в годы Крымской войны, услышал от королевы самые подробные инструкции по поводу воспитания сына. Многочисленные записки вручались ему лично почти каждый день. Так, например, принцу Артуру не позволялось общаться со сверстниками из Итона, его заставляли играть только с детьми придворных, ему отводилось лишь восемь минут для того, чтобы одеться утром и привести себя в порядок, и т.д. А когда принц Артур проявлял малейшие признаки простуды, ему запрещалось выходить из дому и дышать свежим воздухом. При этом Говард Элфинстон постоянно проветривал комнату и заставлял мальчика делать зарядку. «Почему принц Артур не может выйти погулять со своими сестрами? — жаловался королеве гувернер. — Если же он все-таки выходит на улицу, то почему возвращается так быстро?» А когда королева считала, что мальчику действительно нужен свежий воздух, она сама предпочитала гулять с ним, обращаясь к гувернеру с соответствующей просьбой и избегая дурной привычки приказывать своим подчиненным. «Может ли принц Артур погулять сегодня со своими сестрами и маленьким братиком? — писала она в записке. — Он хорошо себя чувствует сегодня?»
Даже когда принц Артур стал взрослым, королева продолжала наставлять сына и контролировать практически каждый его шаг. Он не должен был держать руки в карманах, так как отец не любил эту привычку, он не должен был слишком много курить, должен чаще ездить верхом и заниматься спортом? должен прекратить все отношения с представителями «высших классов» и т.д. и т.п. А когда парню исполнилось девятнадцать лет, Элфинстон получил записку от королевы, в которой говорилось, что он плохо выглядит и должен быть приведен в порядок. Во всех комнатах принца в Рейнджер-Хаусе, в Гринвич-парке, где он жил с гувернером, домашним учителем и камердинером, температура воздуха должна быть умеренной и никогда не превышать 60 градусов по Фаренгейту. А когда однажды в ноябре в Шотландии разожгли камин и в его комнате, по мнению королевы, стало слишком тепло, она приказала немедленно принести воды и залить огонь в камине.