Проехав по Франции в императорском поезде, любезно предоставленном королеве императором Наполеоном III, они наконец-то прибыли в Париж, изнывая от жары и духоты. Королева очень устала от этой поездки, так как не спала последнюю ночь из-за невыносимого грохота и тряски вагона. Кроме того, было так жарко, что она не находила себе места, хотя в ее вагон был поставлен большой таз со льдом. От железнодорожной станции ее отвезли в британское посольство, где ее уже радостно приветствовала императрица Евгения. В шесть часов вечера у них был «легкий ужин», после чего они отправились осматривать вечерний Париж, то и дело сожалея о разрушении «старых живописных улочек» и возведении на их месте «бесконечного ряда новых стандартных зданий», выполненных по плану протеже императора барона Хаусмана. На следующий день королева оставила Париж, даже не удостоив императора ответным визитом, что очень расстроило весь императорский двор, не говоря уже о самом императоре Наполеоне III. «Это был всего лишь формальный визит, — оправдывался министр иностранных дел лорд Стэнли, объясняя британскому послу причины столь поспешного отъезда королевы. — К тому же у королевы было очень мало времени, но именно эти формальные обстоятельства и затронули императорский двор, состоящий в основном из парвеню».
По прибытии королевы в Люцерн местная пресса тут же охарактеризовала выдающуюся гостью как женщину «приблизительно пятидесяти лет (незадолго до этого она отпраздновала сорок девятую годовщину), невысокого роста, довольно внушительных размеров (лорд Стэнли говорил за месяц до этого, что королева «становится невероятно толстой»), с красным лицом и в траурном одеянии в память о недавно скончавшемся муже». Несмотря на утомительную жару в поезде, королева была очень рада встретить на перроне вокзале «своих дорогих шотландских друзей», приехавших сюда задолго до прибытия монарха. «Я села в карету вместе с детьми, — вспоминала позже королева, — Канне сел на козлы, а Джон Браун устроился позади».
Королева осталась удовлетворенной местом своего временного проживания. Пансион Валлис действительно был расположен в живописном месте, и воздух там был довольно прохладным [67]. В течение всего следующего месяца королева в полной мере наслаждалась своим отдыхом, ходила на прогулки, рисовала, каталась на своей любимой Флоре, совершала прогулки на пароходе на близлежащем озере, поднималась на лошади высоко в горы, откуда ее в кресле спускали на руках крепкие слуги, и вообще старалась забыть обо всех неприятностях последнего времени.
С особым удовольствием все свободное от прогулок время королева посвящала своему дневнику, куда методично заносила свежие впечатления, без устали восхищаясь окружающей живописной местностью и называя ее «праздником для глаз». Эта «неописуемая красота природы» пробуждала в ней добрые чувства и вселяла надежду на благополучное будущее, о чем она уже давно мечтала для своей родной Англии.
А для того чтобы сохранить свое вожделенное спокойствие и избежать официальных мероприятий, королева путешествовала под псевдонимом графини Кентской. Этот титул она придумала специально для отдыха, а потом оставила его, так как принц Альберт был графом Кентским, как, впрочем, и герцогом Эдинбургским. Вместо этого она использовала для себя титул графини Ланкастерской или графини Балморальской (что звучало для нее «особенно приятно»), хотя на самом деле все местные жители прекрасно знали, что она королева Англии, а местные мальчишки бежали за ее каретой и громко кричали: «Madam la Reine! Madam la Reine!» («Госпожа королева! Госпожа королева!») Да и как было не догадаться об истинном статусе этой странной и весьма щедрой женщины, если над ее пансионом развевался королевский штандарт, а на козлах ее кареты возвышалась мощная и всем хорошо известная фигура Джона Брауна в шотландском килте, который с безразличием взирал на все окрестные прелести и сохранял невозмутимое спокойствие, приличествующее исключительно преданному слуге монарха. В его отношении к окружающему миру сквозило даже трудно скрываемое презрение, обнаруживающее его истинное положение при монаршей особе.
«Он действительно выше всяких похвал, — записал в дневнике Понсонби в апреле 1879 г., когда королева отправилась в Бавено, что на озере Маджоре, — и сегодня мы могли лицезреть его во всей своей красоте. Он безупречно управлял лошадьми, безотрывно уставившись на лошадиные хвосты и не поднимая голову». А когда они добрались до места назначения, королева осталась в карете, не предпринимая никаких попыток выбраться наружу. «Мы поняли, — отмечал он, — что она ждала соответствующего сигнала от Джона Брауна, что можно выходить из кареты». Джон Браун, по словам королевы, ненавидел заграничные поездки и всегда вел себя так, словно находится в своей родной Шотландии. «Д.Б., конечно, всегда следит за порядком в Виндзорском дворце, — говорил Понсонби своей жене, — и если что-то не могло быть сделано для королевы, он настоятельно повторял, что это непременно должно быть сделано, и прекращал всяческие споры на эту тему». Фактически он так же успешно управлял королевой в Италии, Швейцарии и Германии, как и в родной Шотландии. Однажды в Кобурге, например, когда он приготовился к прогулке королевы, на улице появился немецкий оркестр, витиевато сыгравший какую-то лихую мелодию с барабанным боем. «О, как это ужасно!» — недовольно проворчала королева. Джон Браун в тот же миг соскочил на землю, подбежал к оркестру и замахал руками, пытаясь объяснить им доступными ему немецкими словами: «Нет, нет, не надо бум-бум!»
Ответственный за все зарубежные поездки королевы Дж. Канне рассказывал Генри Понсонби, что Браун и Дженнер «сводили его с ума... Дженнер, который никогда прежде не видел зарубежных туалетов, бегает от каждого из них, недовольно ворчит и говорит, что их нужно обязательно изменить». А Джону Брауну позволялось делать практически все, что он пожелает; это вызывало возмущение придворных королевы, которые привыкли подчиняться определенному порядку и поэтому не понимали столь снисходительного отношения королевы к одному из своих слуг. Генри Понсонби так описывает трудности в общении с королевой во время их проживания в Бавено:
«Наша поездка в Милан оказалась неудачной. Королева была чрезвычайно расстроена из-за того, что британский посол в Италии сэр Огастус Паджет хотел во что бы то ни стало растрезвонить о ее путешествии, а королева предпочитала разъезжать по стране инкогнито... вместе со своим шотландцем в карете в качестве кучера и телохранителя... Из-за этого все и началось. Я намекнул ей на то, что нужно отложить поездку, но королева и слушать не хотела. Нам пришлось подчиниться ей. На вокзале нас встречала огромная толпа людей, которых полиция оттеснила к ограде. В Сенаколе людей стало значительно меньше, а полицейских больше, однако и здесь ее величеству показалось, что они стоят слишком близко к ее карете. Картины мы посмотрели более или менее спокойно, однако на ступеньках кафедрального собора собралось очень много людей, а внутри собора их было еще больше... Это обеспокоило ее, и она пожаловалась мне, что здесь недостаточно полиции. Если бы она приехала сюда как королева, то полицейских было бы не меньше пятидесяти, но королева продолжала настаивать, что это исключительно частный визит...
Когда пошел дождь, королева находилась в закрытой карете. В результате мы не поехали в Бреру, около часа тряслись в карете, не пригласили с собой мистера Паджета и его супругу и вообще ничего толком не посмотрели. Правда, дождь вскоре прекратился, мы откинули тенты и тогда хоть что-то увидели. В какой-то момент я выскочил из кареты и сказал королеве, что можно посмотреть знаменитые колонны Сан-Лоренцо, но эта остановка вызвала нежелательное возбуждение толпы. Вокруг нас мгновенно собрались зеваки, которые таращили глаза на Джона Брауна Нам пришлось продолжить путь, а я больше не стал беспокоить королеву по таким пустякам. Вечером она пожаловалась на то, что слишком мало увидела. Это действительно так, но кто в этом виноват?»
Несмотря на то что королева решила путешествовать инкогнито, тем не менее она с огромным удовольствием воспринимала все приветствия в свой адрес, не замечая при этом совершенно явного противоречия в намерениях. Она просто сияла от удовольствия, когда толпы мальчишек на берегу озера Маджоре бежали за ее каретой, которую сопровождал отряд карабинеров, и громко кричали: «La Regina d'Inghilterra!» («Английская королева!»)
67
Пансион Валлис представлял собой красивое трехэтажное здание, которое было специально оснащено массой дополнительных удобств для благополучного пребывания королевы. Кстати сказать, все расходы на эту поездку были включены лордом-казначеем в специальное «Заявление о расходах Ее Величества во время поездки в Швейцарию», куда вошли «мебель, ковры, полотенца, очки, фарфоровая посуда, подзорная труба, телеграфный аппарат и, к великому удовольствию доктора Дженнера, огромное количество медикаментов и препаратов для своей пациентки» (Peter Arengo-Jones, «(Queen Victoria in Switzerland», 74).