После смерти принца Генриха Баттенбергского, когда была проведена угнетающая церковная служба, «многие придворные долго не могли прийти в себя, — продолжала комментировать миссис Маллет. — И только королева, казалось, получила от этого печального зрелища большое удовольствие». Она всегда с нескрываемым интересом наблюдала за тем, как кладут в гроб покойника, и следила, чтобы все соответствовало давним традициям. Так, например, она потребовала, чтобы принц Генрих был одет в военную форму ашанти [91], чтобы на его теле оставили все кольца, а на шее у него непременно должен быть медальон с локоном принцессы Беатрисы. Кроме того, в руках он должен держать распятие с веточкой плюща, а в гробу обязательно должны находиться белое перо и веточка мирта из свадебного букета принцессы, а также небольшое фото принцессы. Да и сам гроб должен состоять из трех слоев — «внутренней оболочки, свинцовой обшивки и дубового каркаса».
Следует отметить, что королева проявляла интерес не только к похоронам родных, близких, друзей и даже посторонних людей, но и собак. Причем к похоронам собак и других домашних животных она относилась с такой же щепетильностью, что и к похоронам людей. Когда в Балморале умерла любимая шотландская овчарка Нобл, которая раньше охраняла ее перчатки, королева, по словам доктора Рида, «была чрезвычайно расстроена и долго оплакивала Нобл, говоря при этом, что у собак тоже есть душа и загробная жизнь. Она не могла спокойно смотреть на тело овчарки и даже порывалась поцеловать ее в лоб. Мне пришлось значительно увеличить дозу снотворного, чтобы помочь ей успокоиться и поспать». При этом она отправила доктору Риду целое послание относительно того, каким образом должна быть похоронена ее любимая овчарка, и постоянно ссылалась на похороны любимой собаки принцессы, которые состоялись почти сорок три года назад:
«Я хочу, чтобы могила была обложена изнутри кирпичом. Нашу дорогую овчарку следует положить в цинковый гроб с древесным углем... Мне кажется, что я не смогу выйти из дома и выбрать место для захоронения. Доктор Профит (управляющий Балморалом), вероятно, сам справится с этим делом. А я потом скажу мистеру Профиту, чтобы он договорился с Бёмом насчет бронзовой статуи дорогой собаки, которая должна быть установлена на могиле».
Можно без труда предположить, что королева, уделяющая столь пристальное внимание похоронам любимой собаки, самым тщательным образом спланировала собственные похороны и все те мероприятия, которые естественным образом им сопутствуют. Она действительно разработала самые подробные инструкции и «поминутные указания» относительно того, что и когда должно быть сделано после ее смерти. Эти «инструкции» были вручены ее фрейлинам, которые должны были хранить их и извлекать на свет в соответствующий момент. Более того, они должны были возить их с собой даже в самые дальние зарубежные поездки и быть готовыми применить при любых обстоятельствах. В них содержались подробные указания насчет того, что должно быть положено в гроб, и особое внимание при этом уделялось тем вещам, «которые не должны были видеть члены семьи».
В их число входили любимые кольца, цепочки, браслеты, медальоны, платки, шали, одежда принца-консорта, его накидка с собственноручной отделкой принцессы Алисы, его обручальное кольцо, большое количество фотографий, ее свадебная фата и т.д. А в левую руку королевы должна быть вложена фотография Джона Брауна вместе с локоном его волос [92].
В соответствии с инструкциями королевы ее похороны должны быть «военными», как и положено главе вооруженных сил страны. Гроб с ее телом следовало поместить на артиллерийский лафет с восемью лучшими лошадями. Королева предусмотрела даже места, которые должны занимать в похоронной процессии ее родные, близкие и придворные, включая Мунши и немецких секретарей. По ее мнению, на этих похоронах нужно отдать предпочтение не черному цвету, а белому, и даже лошади должны быть белыми, а не черными.
Это предпочтение белому цвету было в значительной мере навеяно поэтическим настроением лорда Теннисона, которого она однажды пригласила в мавзолей во Фрогморе. Королева обратила внимание на яркий солнечный свет, проникавший в помещение через окна. Теннисон ответил, что, по его мнению, белый цвет имеет «глубокий смысл и он хотел бы, чтобы на его похоронах преобладал именно этот цвет». А когда он умер двадцать лет спустя, гроб с его телом действительно был украшен белыми цветами и покрыт белым саваном. Королева решила последовать его примеру.
Убедившись, что все инструкции королевы были выполнены и что члены ее семьи могут вернуться в комнату, доктор Рид отрезал прядь волос с головы королевы и вложил в ее руку букет цветов, чтобы хоть как-то прикрыть фотографию Джона Брауна. Когда в комнату вошли родные и близкие, принц Уэльский, ставший уже королем Англии Эдуардом VII, сразу же послал за Мунши, чтобы любимый индийский слуга покойной королевы мог попрощаться с ней до того, как гроб с ее телом будет закрыт крышкой. После этого гроб, покрытый белым атласным покрывалом, был спущен группой военных моряков в столовую, временно превращенную в похоронный зал. Воздух в столовой был насыщен терпким запахом свежих роз и гортензий. При свете восьми огромных свечей у гроба королевы вытянулись четверо солдат из гвардии гренадеров, а над их головами понуро свисал «Юнион Джек». Кайзер Германии сразу же изъявил желание получить этот флаг после завершения похоронной церемонии, пояснив при этом, что это было бы для него самым ценным знаком памяти о покойной королеве.1 февраля гроб с телом королевы был доставлен на пирс Троицы, откуда на королевской яхте «Альберта» отправился в Портсмут, сопровождаемый траурным салютом военных кораблей. За «Альбертой» следовала яхта «Виктория и Альберт» с новым королем на борту, а следом шла яхта германского императора. На следующее утро гроб с телом королевы, от которого ни на шаг на отставала леди Литтон, был доставлен по железной дороге на станцию «Виктория», где его уже встречала большая толпа в траурном одеянии. Многие из людей становились на колени и низко опускали головы перед траурным кортежем.
В Лондоне артиллерийский лафет с гробом королевы также встречали люди в черной траурной одежде. Даже самые обыкновенные дворники привязали черные ленты к своим метлам. На крышке гроба королевы возвышалась имперская корона, а рядом с ней лежали скипетр и держава, олицетворяющие собой монархическую власть. Чуть дальше лежала лента ордена Подвязки.
Леди Монксвелл наблюдала за похоронной процессией с верхнего этажа большого магазина, что неподалеку от железнодорожной станции «Виктория».
«Улицы города действительно представляли собой довольно странное зрелище, — вспоминала позже она. — Они были заполнены самыми разнообразными людьми, объединенными лишь одним-единственным признаком — траурной одеждой. Даже в девять часов утра там буквально яблоку негде было упасть. Все они пребывали в мрачном настроении, но вели себя вполне дисциплинированно и выполняли все приказы полицейских... Мы видели всех королей и принцесс, проезжавших мимо на лошадях, четыре или пять карет с закрытыми окнами, в которых поехали королева Александра и принцессы. Чуть позже верхом на лошади проехал лорд Роберте. Похоже, он был единственным человеком, которого толпа людей встречала восторженными возгласами... Лично меня не очень-то интересовало, кто сопровождал этого всадника, так как все мое внимание было обращено на главный объект похоронной процессии — гроб с телом королевы, который сопровождал принц Уэльский, а теперь король, а также германский кайзер, который ехал на ослепительно белой и прекрасной лошади. Больше я ничего ровным счетом не видела, так как пелена слез на моих глазах не давала никакой возможности наблюдать за происходящим. Я молча попрощалась с ней. Люди на улице стояли молча, с непокрытыми и понуро опущенными головами».
На улицах Лондона, опоясанных шеренгами солдат, слышались печальные звуки траурных барабанов и артиллерийские залпы установленных в Гайд-парке пушек. Траурная процессия медленно приблизилась к Паддингтону и при гробовом молчании людей направилась к королевскому дворцу. За гробом королевы в траурном молчании следовали король Эдуард VII, германский кайзер Вильгельм II, король Греции Георг I, король Португалии Карлос и король Бельгии Леопольд II. Вслед за ними проехали германская кронпринцесса, кронпринцессы Румынии, Греции, Дании, Норвегии, Швеции и Сиамского королевства. Императора Австро-Венгрии представлял эрцгерцог Франц Фердинанд, русского царя — великий князь Михаил Александрович, а короля Италии — герцог Аоста.
92
Как и многие ее современники, королева бережно хранила пряди волос своих умерших родных и близких. Некоторые люди (или их родные) сами давали ей отрезанные волосы еще при жизни. Так, например, отрезанную прядь волос покойного настоятеля Стэнли передал ей его душеприказчик. Позже часть этого локона королева отправила старшей дочери покойного и посоветовала ей «подвергнуть их тщательной дезинфекции» («Dearest Mama: Private Correspondence of Queen Victoria and the German Crown Princess», ed. Roger Fulford, 105). Другие же пряди волос она получила в результате личной просьбы. Так, например, случилось с локонами короля Италии Виктора Эммануила, который, как выяснилось позже, перекрасил свои рыжие волосы в черный цвет. Таким же образом она получила локоны с головы герцога Веллингтона, слуга которого очень извинялся перед королевой за слишком небольшое их количество, поскольку желающих получить волосы знаменитого герцога оказалось «слишком много» (Spicer MSS, 4 October 1852 quoted in Elizabeth Longford, «Wellington: Pillar of State», 400). Невестка герцога Веллингтона леди Дауро даже потребовала для себя искусственные зубы герцога, изготовленные из моржовой кости.