За десять дней до покушения Орсини на жизнь французского императора Наполеона III старшая дочь королевы Виктории вышла замуж за прусского принца Фридриха, причем в той самой королевской церкви Святого Якова, в которой венчалась королева Виктория. «Я чувствовала себя так, будто снова выхожу замуж, только еще больше нервничала», — записала королева в дневнике. Она действительно нервничала, что было зафиксировано даже на дагеротипе, где она изображена вместе с молодоженами. Размытые очертания руки свидетельствуют, что руки ее заметно дрожали во время брачной церемонии и фотографирования. Позже она вспоминала, что очень боялась упасть в обморок прямо в церкви. Потом, правда, она немного успокоилась и вспоминала позже, что жених был смертельно бледен и волновался не меньше архиепископа Кентерберийского, стоявшего у алтаря. Королева была очень довольна поведением принцессы, «нашим дорогим цветочком», которая была совершенно спокойна, невинна, уверена в себе и необыкновенно серьезна. Когда она подошла к жениху, «ее вуаль спадала на плечи, а сама она находилась между своим любимым отцом и не менее любимым дядюшкой Леопольдом».
Чуть позже, когда принцесса поднялась вместе с женихом в Тронный зал, чтобы поставить подпись в журнале регистрации, прозвучал «Свадебный марш» Мендельсона. Королева была так растрогана видом счастливой дочери, что готова была «обнять каждого из присутствующих». А на следующий день, когда она наблюдала за тем, как молодая пара отвечала на приветствия толпы с балкона Букингемского дворца, а потом сидела за завтраком, ей вдруг стало очень грустно, что «все закончилось». Эта свадьба была «такой прекрасной, такой замечательной».
В тот вечер, когда молодожены отправились на короткий медовый месяц в Виндзорский дворец, королева впервые «ощутила себя одинокой без Вики». Правда, вскоре она получила от нее письмо и тут же ответила, не без удовольствия сообщив дочери, что та вела себя безупречно и что отныне родители передают ее «в другие, но не менее любящие и преданные руки». Конечно, королеве трудно было признаться, что она «немного ревнует» и вообще не может просто так отбросить все свои привычные материнские чувства. Для нее было «ужасно осознавать что она отдает свое невинное дитя в руки другого человека и что ей предстоит пройти в замужестве».
«Эта мысль — ужасная мысль о том, что придется отдать свою собственную дочь, которую так долго жалели и охраняли, неизвестному человеку, терзает меня больше всего на свете, — писала королева своей дочери несколько лет спустя. — Я всегда думала, что ни одна девушка не пойдет к алтарю, если будет знать, что ее ожидает в будущем. Есть что-то ужасное в той ловушке, в которую ее ведут после свадьбы».
Четыре дня спустя после свадьбы родителям пришлось расстаться со своим ребенком. Перспектива прощания с дочерью в то «тоскливое и туманное утро» доставила королеве массу неприятных ощущений. Накануне вечером она вместе с принцем Альбертом вошла в комнату дочери, и та вдруг неожиданно расплакалась. А когда они возвращались в свою спальню, королева сказала мужу, что это все равно как «дать отрезать от себя часть тела». «Мне действительно было ужасно плохо, — говорила она дочери. — В особенности когда я видела остальных дочерей и понимала, что и их ждет такая же участь». Они стояли перед каретой и громко плакали, провожая дочь в далекую страну. Вики тоже плакала, держа мать за руку. И даже на глазах Фрица появились слезы.
На следующий день Вики, которая говорила матери, что ее «убьет разлука с любимым отцом», написала ему письмо:
«Мой дорогой папа!
Боль от расставания с тобой оказалась настолько невыносимой, что я и представить себе не могла. Мне казалось, что мое сердце разорвется на части... Я так соскучилась по тебе, дорогой папочка, что даже не могу выразить это словами. Твой портрет стоит возле моей кровати, и я часто смотрю на него. Мне хотелось так много сказать тебе вчера вечером, но мое сердце было переполнено болью и я не нашла нужные слова. Мне хотелось поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Тебе, мой дорогой папа, я обязана всем на свете. Я никогда не забуду твои мудрые советы и всегда буду помнить твои золотые слова...
Я чувствую, что мое письмо тебе доставляет мне некоторое облегчение, дорогой папа. Кажется, что я разговариваю с тобой, и хотя я не могу видеть тебя и слышать твой голос, мне все равно становится легче, и я благодарю тебя за это. Прощай, любимый папа, я должна заканчивать. Твоя верная и любящая дочь Виктория».
В то же день отец ответил своей любимой дочери:
«Мое сердце разрывалось на части, когда вчера вечером ты склонила голову мне на грудь и расплакалась. Я не очень люблю демонстрировать свои чувства, и поэтому ты вряд ли знаешь, какой дорогой ты всегда была для меня и какое чувство пустоты ты оставила после себя. И не только в моей душе, но и в повседневной жизни. Теперь все вокруг будет напоминать мне о твоем отсутствии».
После помолвки и вплоть до самой свадьбы принц Альберт часто напоминал ей о том главном долге, который должна исполнить принцесса в качестве супруги принца, а потом, возможно, и супруги кайзера. Она должна была всячески способствовать либерализации Пруссии, объединению всех германских государств под эгидой Пруссии и, разумеется, укреплению союзнических отношений с Англией, ее любимой родиной. «Я знаю, что служу вам обоим, — сообщила Виктория родителям через несколько дней после прибытия в свой новый дом, — и очень благодарна вам за это. Выполняя свой долг здесь неизменно следуя вашему прекрасному примеру, я, несомненно, буду по-настоящему полезной вам».
Именно этого и боялся больше всего Отто фон Бисмарк, будущий германский канцлер. «Вы спрашиваете меня, что я думаю по поводу этого английского брака, — отвечал он на письмо генерала Леопольда фон Герлаха. — Мне в этом браке не нравится «английская» часть... Если принцесса сможет оставить англичанку дома и превратиться в жительницу Пруссии, то это может оказаться весьма полезным для страны... Но если... наша будущая королева по-прежнему останется англичанкой, хотя бы отчасти, то весь наш двор может оказаться в большой опасности и полностью подпасть под британское влияние».
«Бедный ребенок, — писала королева в дневнике, — меня в дрожь бросает при мысли, что ее ожидает в будущем... Сейчас мне уже не нравится идея, чтобы она переехала в Берлин, который так или иначе является логовом врага».
Королева утешала себя тем, что писала старшей дочери как минимум два раза в неделю и получала ответные письма с такой же регулярностью. С 1858 по 1901 г. ими обеими было написано почти восемь тысяч сохранившихся до настоящего времени писем. Письма королевы в целом были откровенными, доброжелательными, весьма подробными, лишь изредка разбавленными некоторыми советами, редкими упреками и назидательными поучениями, как будто ее дочь по-прежнему была семнадцатилетней девушкой, недавно покинувшей. отчий дом. «Ты не писала мне уже больше недели! — начиналось одно из таких писем. — Обещай, что ничего подобного впредь не повторится, и обязательно ответь на это письмо». «Я задала тебе несколько вопросов, — говорилось в другом письме, — а ты ответила только на один из них! Ты должна четко и ясно отвечать на все мои вопросы, и тогда не будет никаких недоразумений. Мой дорогой ребенок все еще недостаточно пунктуален и методичен».