К досаде тори, всех своих фрейлин королева подбирала по совету Мельбурна. Герцогиня Сазерленд, чье очарование соперничало только с ее умом, стала хранительницей гардероба. Вместе с ней королевскую свиту составили восемь статс-дам и восемь фрейлин – все как одна из вигов. Они стали постоянными спутницами королевы, сопровождали ее во время визитов и поездок, играли важную роль в придворном этикете. Виктория в них души не чаяла, и вполне естественно, что их слова много для нее значили. Тори скрежетали зубами. Что эти фрейлины будут нашептывать королеве за чаем?
В январе 1839 года из своего родового имения в Шотландии пожаловала в столицу леди Флора Гастингс – придворная дама герцогини Кентской, от которой юной Виктории довелось выслушать немало гадостей. Вместе с леди Флорой приехал сэр Джон Конрой. Злодейская пара скандализировала двор, проделав долгий путь в одной карете.
И тут, как по заказу сплетниц, леди Флора стала жаловаться на тошноту и боли в желудке. У нее заметно округлился живот. За помощью она обратилась к доктору Джеймсу Кларку, который, наспех осмотрев ее, прописал пилюли с ревенем и рвотным корнем, а также камфорно-опийную мазь. Но придворные поставили ей другой диагноз – беременность.
К началу февраля Виктория и ее верная Лецен обменивались многозначительными взглядами. Такая порочность прямо под боком! 2 февраля 1839 года Виктория записала в своем дневнике: «У нас нет никаких сомнений, что, говоря без обиняков, она ждет ребенка!»[58] И понятно от кого. «Чудовище и дьявол во плоти», он же сэр Джон Конрой, способен на любое злодеяние, в том числе и такое. Совратил фрейлину и подсунул ее в королевский дворец.
От лица всех фрейлин леди Тэвисток обратилась к лорду Мельбурну с просьбой «защитить их невинность». Осторожничая, как всегда, лорд Мельбурн поручил разбирательства доктору Кларку. Тот вызвал леди Флору на суровый разговор. Только медицинское освидетельствование могло спасти ее честь, а вместе с ней репутацию всего двора.
Леди Флора, незамужняя особая тридцати двух лет, была глубоко оскорблена намеками. Ей противна была сама мысль, что придется поднять нижнюю юбку перед мужчиной, пусть даже медиком. Но в противном случае ей грозила позорная отставка, так что пришлось согласиться.
17 февраля доктора Джеймс и Чарльз Кларк обследовали леди Флору в присутствии ее горничной и леди Портман (последняя заявляла, что закрывала руками лицо, но, по словам служанки, смотрела во все глаза). Вердикт врачей огорчил королеву. Они единодушно заявили, что леди Флора является девственницей, несмотря на видимую округлость живота.
Королева была смущена до крайности, зато возрадовалась ее матушка – такой шанс ославить гадкую дочь! Ссориться без свидетелей ей было неинтересно, поэтому каждый скандал с ее участием становился достоянием всей читающей публики. Герцогиня приняла у себя мать леди Флоры, которая, узнав о постыдной процедуре, потребовала наказать хулителей дочери. Скандал окрасился в политические тона, ведь Гастингсы принадлежали к партии тори и люто ненавидели Мельбурна. Брат леди Флоры бушевал на весь Лондон и требовал от премьера сатисфакции. Дядя обнародовал письмо, в котором фрейлина обвиняла Лецен в «дьявольском заговоре» против герцогини. Наконец, в апреле матушка леди Флоры опубликовала в «Морнинг пост» свою переписку с лордом Мельбурном, который пытался замять дело.
Статья в газете, выставившая ее друга настоящим подлецом, стала последней каплей для Виктории. «Повесить редактора за такую низость, да всю семейку Гастингсов в придачу», – кипятилась королева, заполняя дневник гневными строками. За несколько недель до того она лично встретилась с леди Флорой, которой становилось все хуже. Тогда в глазах королевы стояли слезы. Но скандал в прессе развеял все то сострадание, которое Виктория и так собрала по крупице. В ее глазах леди Флора как была, так и осталась «неприятной особой».
Между тем фрейлина умирала – как потом выяснилось, от рака печени. Умирала мучительно и в одиночестве, не смея покинуть дворец, чтобы не дать повод к сплетням. Вдруг злопыхатели подумают, что она уехала рожать?
Виктория оставила следующую запись об их последней встрече: «Я вошла одна. Бедняжка леди Флора лежала на диване, настолько худая, насколько вообще может быть живой человек, скелет, да и только, но с таким животом, словно ждала ребенка. (…) Обхождение ее было дружелюбным. Она уверила меня, что ни в чем не нуждается и благодарит меня за все то, что я для нее сделала, и что рада видеть меня в добром здравии. Я отвечала, что хочу навестить ее, когда она поправится, но она схватила меня за руку, как будто хотела сказать “Мы не увидимся больше”»[59]. Ни тени сочувствия, просто констатация фактов, сдобренная изрядной долей самооправдания – а что, ведь немудрено принять леди Флору за беременную! Когда 5 июля фрейлина скончалась, Виктория сообщила Мельбурну: «Я не чувствую раскаяния, ведь не я же ее убила».