Выбрать главу

Почувствовала, как мою ногу подняли, сапог сняли и приложили к ступне что-то холодное.

— Что за черт! Это тоже не королева Милада! — ага, это Уильям. Он продолжал мучиться с хрустальной туфлей? Да у него проблемы! Ха!

— Да с чего вы взяли, что это туфля этой сучки! — ага, вот как он меня называл. Что ж, не могу не согласиться, я и вправду Стихийная Убийственная Корыстная Авантюристка.

— Она была в этих туфлях!

Мужики смотрели на туфлю и задумчиво молчали. Размер ноги у меня не мужской, конечно, но я явно не наша Элла, страдающая минимализмом ступни.

— Может, ей отрезать пальцы? Тогда есть шанс, что влезет.

Не надо мне ничего резать! Я против! Ну, брат, спасибо тебе!

— Тогда и пятку отрежь.

И тебе Крысолов, спасибо. Ваша участь уже предрешена!

Уильям ругался, тряс туфлей, от него отмахивались, он задумчиво вздыхал и отошел в сторонку. Ситуация его не радовала. Пришёл мстить, а кому – не нашёл. Его войско нагло использовалось для наведения порядка. Беда.

Ощутила, что на меня не смотрят, и приоткрыла один глаз.

Краса недалеко, отвлекала Крысолова во всю с ним флиртуя, успевала отвечать взаимностью и Уильяму, предлагала оторваться по полной. Нимистрав в шаге от меня изучал мой браслет. В его руках это украшение не светилось. Когда я очнулась, браслета уже не было на запястье, значит слетел. И хорошо, а то бы он меня выдал. На трупах эта штука не работала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ощутила шевеление на груди. Ага, это крыса Красы выволокла из моего кармана пузырек. Скосила глаза: все заняты – приоткрыла рот. Крыса вылила содержимое пузырька и скрылась вместе с ним в траве.

«Хрусть!» — вправилась кость. Раны заросли. Как я рада, что выпила обезболивающее. Даже с ним мне хотелось кричать. Держалась изо всех сил, но правая рука тряслась, незаметно сжала её в кулак.

Можно расслабиться. Очень хотелось есть, но терпеть голод – это основной навык любой нищей ведьмы.  Так, там что-то начало происходить. О привет, Вергинда! Куда ты меня несешь?

***

Мужчина не сразу осознал свою принадлежность к этому миру и нескорый уход в иной. Легко отделался множественными синяками и кровоподтеками. Агнес пребывала без сознания, но тоже уцелела. Рыцарь осмотрелся: они находились в своеобразном шалаше из поваленных деревьев. Удивляло, как их не придавило. Ещё одно чудо? Возможно, оно.

Морщась от каждого движения, Люциус поднялся по навалу и увидел то, от чего его сердце пропустило удар.

Его любимая лежала мертвой.

Еще в детстве Вергинда научился терпеть боль от потери любимых. Он оплакивал их – родных, любимых, друзей – и жил дальше. Ему никогда раньше не казалось несправедливым, что они умерли, а он остался. Затем он встретил Миладу, такую живую, импульсивную, радующуюся каждому дню. Такую женщину сложно не полюбить. Вергинда не смог противиться желанию, и не смог это долго скрывать. Не смог сдержать своей радости, когда узнал об ответном чувстве. Проводить с ней дни и ночи было высшим счастьем, о котором так любят петь менестрели. Но это всё, на что он рассчитывал. Её предложение стать королем Нетополя воспринялось им как несерьезная шутка, которая раз за разом повторялась, пока королева не разозлилась и не высказала на вполне понятном и некультурном языке всё, что она думала по поводу его поведения и отношения. Люциус обещал исправиться и очень просил больше не превращать его в пушистых земноводных. Обещал подумать.

Он не успел ей сказать о своем решении.

Прошло несколько минут, перед тем как рыцарь смог думать о чем-то помимо невосполнимой потери. Его мысли обратились в желание отомстить. И он немедля бы привел это желание в действие, если бы не очнулась Агнес. На ней, как на батуте, прыгали крысы. Они щелкали и пищали привлекая к себе внимание. А когда девушка распахнула глаза, крысы разбежались, осталась одна. Она  встала на задние лапы, кокетливо повиляла бедрами и помахала поднятой щепкой.

— Милада, — угадала Агнес.

Крыса схватилась за сердце, натурально изображая сердечный приступ, упала на спину, затем встала и со счастливой моськой развела лапы в стороны.

— Претворяется!

Эта новость принесла море облегчения. Но так разозлила, что бревно, на которое опирался Люциус треснуло.