Но несколькими милями дальше два сильных патруля рыцарей королевы, которые сообразительные командиры отправили еще ночью, обогнули охраняемый Агатрой лес, разогнали идущий наперерез через луг отряд легионеров и соединились. Двое рыцарей, стоявшие во главе тридцати солдат, смотрели с небольшой возвышенности возле леса на дорогу, связывавшую Роллайну с Акалией, по которой двигались группки повозок, одни больше, другие меньше. Эти колонны не охраняли никакие вооруженные отряды. Едва держащиеся на ногах, опиравшиеся на тяжелые повозки люди были ранеными, которые могли ходить. Точно так же немногочисленные всадники, сопровождавшие повозки, не являлись сплоченным отрядом — это были раненые конные лучники.
Солдаты накладывали стрелы на тетивы. Вскоре отряд спустился с возвышенности возле леса, направляясь рысью к отстоявшей на полмили дороге. Командующая Восточной армией получила от своей Непостижимой госпожи еще один — но не последний — дар. Ей предстояло возглавить, возможно, самую прекрасную в ее жизни битву, защищая своих стойких солдат, которые уже не могли держать оружие.
Надтысячница еще перед рассветом потребовала себе коня, уступив место на повозке солдату, который больше в нем нуждался. В полуобморочном и лихорадочном состоянии, едва держась в седле, она, однако, ясно сознавала то, что видела. И снова костяной офицерский свисток созвал к ней послушных, замечательно обученных конников, замотанных в окровавленные тряпки, иногда трясущихся в лихорадке, как и она сама. Но на лицах нескольких из них появились слабые улыбки, когда стало ясно, кто поведет их в последнюю атаку, а потом на встречу с прекрасной госпожой войны и смерти. На командующей не было ее белого мундира, но ее лицо знал каждый солдат и уж наверняка каждый всадник.
Но надтысячница думала не о сражении.
— Прочь отсюда, — приказала она. — Тысячнику нужен каждый солдат.
Приказ никто не исполнил.
— А ты, госпожа?
— У Восточной армии уже есть командир. Мне не приходится бросать своих солдат ради спасения армии… ибо это уже не моя работа, — с усилием проговорила Тереза.
Несколько мгновений стояла тишина. Неизвестно, кто рассмеялся первым. Но сразу же после полтора десятка раненых солдат хохотали в приступе мрачного веселья, вызванного мыслью о том, что они могут помчаться по дороге куда угодно, лишь бы подальше, оставив среди деревьев свою любимую командующую, которая вела их за собой все дни их славы.
— Пора… ваше благородие… — сказал наконец плачущий от вызванной смехом боли десятник, показывая мечом на вражеских конников. — Веди… или командовать буду я.
Надтысячница уже поняла, что ни один из этих окровавленных оборванцев не присоединится к отрядам Аронета.
— Ах вы… проклятые недотепы… — сказала она едва слышно, со слезами в горле. — Шагом, рысью… марш…
Она расплакалась — уже вовсе не от смеха — и повела их за собой.
Полтора десятка полуживых людей пошли навстречу Ахе Ванадейоне верхом на своих верных конях-легионерах — товарищах по оружию, самостоятельно выравнивавших строй.
Вскоре один из командовавших атакой рыцарей спрашивал раненного в живот легионера, лежащего на повозке, кто возглавлял контратаку на лугу. Солдат знал кто, но не мог сообщить врагу о смерти командующей Восточной армией, и потому сказал:
— Наша… подсотница.
— Женщина?
— Да, господин… Наша подсотница.
Рыцарь приказал найти тело.
Солдаты из свиты возвращались из погони за убегающими слугами и возницами, обрезали упряжь вьючных животных, добивали раненых, поджигали и переворачивали повозки.
Уже намного позже по дороге подошла колонна имперской конницы, посланная командиром Восточной армии — эти солдаты должны были поддержать тыловое охранение под командованием тысячницы Агатры. На фоне перевернутых и все еще горящих или только дымящихся повозок, среди разбросанных повсюду трупов, притягивал взгляд ряд ровно уложенных на лугу тел. Командир отряда хотел узнать, что это значит, и послал на луг десятника в сопровождении нескольких конных лучников. Одно из тел было накрыто помятым, видимо, вытащенным из вьюков у седла дартанским рыцарским плащом. Десятник приподнял край плаща.
Непостижимая Арилора, покровительница войны и смерти, дала своей некрасивой армектанской девушке последний дар — совершенную красоту полностью счастливой женщины-воина. Вечной командующей легкой конницей, влюбленной в бег коня, которой в награду за верную службу было позволено помчаться галопом навстречу госпоже во главе идущих в атаку всадников в мундирах с серебряными звездами.