Еще больше хлопот было у действовавшего под Акалией тысячника В. Аронета, командовавшего остатками Восточной армии. Из разноцветных легионов, отправившихся на войну, осталось неполных две с половиной тысячи солдат — таких же голодных и измученных, как и легионеры Каронена. Кто знает, не решили ли исход войны на востоке финансовые интриги, затеянные Жемчужинами Сей Айе?.. Если бы легионы Восточной армии могли принять пополнение или если бы обученных Терезой ветеранов поддержали хотя бы два свежих легиона, тысячник мог бы подумать даже о том, чтобы разбить воскрешенных рыцарей королевы. Но разрушенные финансы Кирлана этого не позволяли. С трудом хватало денег на содержание того, что уже имелось. Резервных легионов, которые предполагалось сформировать в тылу, так и не было. Аронет со своими остатками войск не мог больше прикрывать Акалию, так как действовавшие тремя колоннами отряды Ахе Ванадейоне стояли на самом Тройном пограничье. Он мог запереться в крепости или вывести обескровленную армию в Армект. Тысячник испытывал горячее желание защитить верный город, но считал, что укрыться за его щербатыми, не окруженными рвом стенами было бы равнозначно смертному приговору как для его солдат, так и для самой Акалии. Эневен мог отказаться от захвата обороняемой, пусть и слабо, крепости и поискать, возможно, более легкого успеха где-нибудь в другом месте — но не в том случае, когда ее захват означал уничтожение всех сил противника. Командир Восточной армии не верил, что сумеет оборониться от вдвое более многочисленного, явно готового на все врага. Полное сокрушение отрядов Эневена оказалось несбыточной мечтой. Уже разъехались по домам все, у кого были подобные мысли, но тем, кто остался, похоже, нечего было терять. Видимо, для этих людей было куда важнее нечто большее, чем участие в военной авантюре. Кроме полутора тысяч пехотинцев при обозе Эневен все еще имел под своим началом несколько отрядов, потрепанных, малочисленных, но самых лучших и самых верных, с которыми он начинал войну, еще против группировки Справедливых. У Аронета, как и надтысячника Каронена, имелся выбор: без надежды на победу защищать город, который Эневен просто обязан захватить, если хочет чего-то добиться в своей войне, или пожертвовать Акалией, уводя солдат в Армект. Выбрав вторую возможность, он мог рассчитывать на втягивание Эневена в дальнейшую партизанскую войну уже на армектанской территории, либо — что более вероятно — в случае захвата Акалии, на неформальное, возможно, долговременное перемирие. Он сильно сомневался, что готовые на все воины Ахе Ванадейоне, добившись наконец желаемой цели, какой являлся захват зажиточного Тройного пограничья, сразу же бросятся дальше, шагая по грязи и жаре, лишь бы сжечь еще несколько деревень.
Тысячник сражался с собственными мыслями, но он был главнокомандующим всеми имперскими силами на востоке, и никто не мог снять с него бремени ответственности. Когда он оставался один и никто его не видел, он пытался разговаривать со своей погибшей командующей, просил мнения и совета. Но ничего не добился. Надтысячница, к которой он обращался, говорила: «Спаси войско, ибо войны выигрывают войска, не города», но в глазах ее отражалось нечто другое, чему не было названия… Он понял, что обманывает сам себя. Эневен не мог миновать Акалию, удовлетворившись взамен сожжением каких-то деревень. Выбор был прост: сдача врагу беззащитного города или героическая оборона, которая приведет к полному уничтожению Восточной армии.
Аронет принял самое, возможно, трудное в его жизни решение: все еще под прикрытием железного арьергарда тысячницы Агатры, под командованием которой сражались солдаты из всех возможных подразделений, ночью он оторвался от противника и форсированным маршем двинулся в сторону Рапы. Одновременно он отправил в Акалию гонца с коротким по-военному письмом, из которого следовало, что силы Восточной армии город оборонять не будут.