На следующий день рыцари и конники Эневена, вместе с пехотинцами и обозной прислугой, грабили и жгли широко раскинувшиеся предместья, из которых сбежали почти все жители. Старые громбелардские стены Акалии были последним оплотом тысяч покинутых Вечной империей людей.
Тысячник В. Аронет, хороший командир и солдат, не питал к Акалии никаких чувств, но много раз просыпался ночью с ощущением, что ненавидит войну. Он ненавидел Непостижимую госпожу, которой верно служил и которая приказала ему стать предателем. Ибо кого-то он должен был предать: или верный город, или собственных солдат, приказав им вступить в заранее проигранное сражение.
После долгих недель военных провалов, отвратительных дождей, неудачных переправ через реку и переходов по болоту богатое Тройное пограничье являлось для рыцарей Эневена — и для самого их вождя — целью самой по себе. Эти люди уже почти не помнили, за что идет война, они знали только, что должны захватить и предать огню Акалию. Аронет был стократ прав, считая, что не могло быть и речи о каких-либо «других» успехах. К. Б. И. Эневен, рыцарь с великой душой, который мог проявить милость к побежденной столице своего брата, вообще не понял бы вопроса о будущем Акалии. Подавляющее большинство ее жителей сбежали, но не все могли или хотели это сделать. В ратуше осталась часть городского совета — отважные люди, цеплявшиеся за надежду, что их заступничество и просьба облегчат судьбу горожан. Но несчастного бургомистра, пытавшегося просить лишь оставить в живых калек, женщин и детей, даже не стали слушать. Передовой отряд одного из отрядов Роллайны ворвался в город, волоча на веревках бесформенные окровавленные туши — это были советники, оставшиеся с бургомистром. Самого бургомистра насадили на рыцарское копье и подперли двумя другими; кошмарный треножник поставили на открытую повозку, которую медленно и торжественно катили по улицам захваченные в плен жители предместий. Несчастный отец города, не столько умирающий, сколько попросту издыхающий, словно насаженный на палочку червяк, до последнего мгновения своей жизни мог видеть, что делают с его городом солдаты и обозная прислуга и даже некоторые рыцари. Улица, по которой когда-то ехала к рыночной площади взволнованная тысячница Тереза, стала площадью казни, где горожан заставляли мучить и убивать друг друга. Люди поджигали собственные дома и загоняли в пламя соседей. К ярости завоевателей, в Акалии почти не оказалось молодых и здоровых женщин — догадавшись, какая судьба их ожидает, они бежали из города, порой унося с собой лишь то, что могли унести. Из какого-то переулка выволокли сумасшедшую, глупо улыбающуюся девушку; обозные слуги попросту ее растерзали, так как каждый тащил добычу в свою сторону. Упившийся награбленным вином прислужник даже не заметил, что посреди улицы, среди пожаров и дыма, он насилует труп без руки и вырванными вместе с кожей волосами. Пламя охватывало все новые дома; в них редко попадались достойные внимания трофеи, впереди ждали многочисленные купеческие склады, из которых владельцам мало что удалось спасти, так что можно было жечь почти все без разбора. В прекрасном городе, который столько повозок отдал солдатам, исполняя просьбу коменданта своего гарнизона, не нашлось их в достаточном количестве, чтобы вывезти имущество самых состоятельных жителей…
Среди вездесущих пожаров и всеобщей резни с уважением отнеслись только к одному-единственному месту. Рыцарь, во главе своих людей ворвавшийся в казармы гарнизона, увидел заполненные десятками и сотнями раненых большие солдатские помещения. Огромный лазарет, где горстка едва державшихся на ногах людей готова была снова вступить в бой, защищая тяжелораненых товарищей. Рыцарь постоял в дверях смердящей болью и ранами комнаты, наконец с лязгом опустил руку в железной перчатке на грудь, без единого слова повернулся и вышел. Прошло немало времени, прежде чем казармы гарнизона обнаружили снова — но на этот раз это была банда обозной прислуги, которую не возглавлял мужчина чистой крови. Беззащитные солдаты империи присоединились к великому легиону, которому предстояло слиться с Полосами Шерни, поглотившими душу их отважной командующей.
Город был уничтожен — и больше уже не мог воскреснуть. Умерла еще одна легенда — независимое от всех провинций Тройное пограничье, где соприкасались Армект, Дартан и Громбелард.