А теперь… Теперь права оказалась Акея. Заботясь о будущем своего сына, он должен упорно карабкаться по карьерной лестнице, не слишком много думать, пылать усердием… Тем временем он делал все, лишь бы только остаться наместником судьи в Акалии. Жена не знала, насколько он этого добивался, и добивался ли вообще… Она была в отчаянии. Период «громбелардской ссылки» она пережила, рассчитывая, что рано или поздно они снова переберутся в Армект, где пост наместника в любом округе значил вдесятеро больше. Вместо этого они попали в Акалию — город-государство, город-провинцию… Отсюда уже некуда было бежать. У единственного на Тройном пограничье высокопоставленного урядника трибунала не было ни друзей, ни противников, ни конкурентов; он не мог найти покровителей, не мог отличиться, его округ не мог блистать на фоне других округов провинции. Других округов просто не было. Из акалийского трибунала можно было уйти только в отставку. Можно было подать соответствующее прошение. И потому Ваделар, не в силах уже мечтать о высшей математике, мечтал об Акалии. А когда добился своего — на радостях напился. От радости и немного от страха, ибо был уверен, что если правда когда-нибудь всплывет, жена тотчас же призовет свидетелей и вручит ему письмо о разводе.
Но жизнь жестоко над ним поиздевалась. Один из самых богатых и самых спокойных округов Вечной империи перестал быть таковым. Спокойствию пришел конец, когда случилась громбелардская катастрофа. А теперь еще эта Буковая пуща… Настоящая авантюра, в которой принимали участие шпионы, легионеры коменданта Терезы и сама комендант Тереза, знаменитые командиры личных отрядов Сей Айе, ее высочество княгиня-невольница, гвардейцы под началом фаворитки императрицы и, наконец, мудрец-посланник. Ну и наместник Ваделар.
Посланник приехал два дня спустя.
Прочитав письмо от громбелардской подруги, Ваделар ожидал увидеть старика с гротескно перекошенным лицом, немного ворчливого (непонятно почему). Желая выразить уважение к гостю, он направился к двери, и… перед ним предстал пятидесятипятилетний крепкий мужчина среднего роста, довольно жилистого телосложения. Перекошенный рот, которому Готах якобы был обязан своим прозвищем, вызывал не столько сочувствие, сколько легкое раздражение, ибо напоминал никогда не сходящую с губ издевательскую улыбку. Этого человека должны были скорее звать Язвительным, чем Дурным или Безумным.
Нанося кому-либо визит, считалось хорошим тоном ждать слов хозяина, который имел в своем доме право говорить или молчать. С другой стороны, со стороны хозяина принято было не спешить, чтобы гость успел продемонстрировать знание хороших манер. Однако Ваделар едва не расхохотался, вежливо и молча стоя перед человеком с издевательски перекошенной физиономией.
— Приветствую тебя, господин, — наконец сказал он. — Я очень рад. Ты даже не догадываешься насколько.
— Очень-очень, — сказал Готах. — Также приветствую тебя, ваше высокоблагородие. Ты мне рад в лучшем случае лично, наместник судьи трибунала, ибо каждый хочет познакомиться с посланником, а некоторые — больше всех прочих. Но как имперский урядник, ты предпочел бы увидеть пожар в собственном доме, чем мое прекрасное лицо.
Непосредственность гостя расположила к нему хозяина.
— Нет, в самом деле, — довольно проговорил он. — Прости меня, ваше благородие, но я не ожидал увидеть кого-то такого.
— Ваше высокоблагородие, ты еще не знаешь, какой я. Где тут можно встать?
— Сесть, а не встать! — возразил Ваделар, беря гостя за локоть и показывая на кресла в глубине зала. — Прости, мудрец Шерни, но…
— И все-таки — встать, — прервал его посланник. — Я целый день проторчал в седле, и у меня страшно болит… все.
— Тогда встанем у окна, — улыбнулся наместник. — Увидишь, ваше благородие, самый странный город Шерера.
Они подошли к окну.
— Я действительно плохо знаю Акалию. Я был здесь, но давно, очень давно. Уже когда я сюда ехал, я заметил, столь многое изменилось… Ваше высокоблагородие, — Готах, вежливо выглянув в окно, сменил тему, — прежде всего спрошу, позволишь ли ты мне переночевать в твоем доме?
— Конечно. Неужели ты собирался спать на постоялом дворе, господин?
— Действительно, постоялые дворы мне уже надоели. Но время наместника трибунала не всегда принадлежит ему. Я могу переночевать в гарнизоне. Если не сегодня, то завтра мне все равно придется к ним заглянуть. У меня рекомендательное письмо для командира солдат, с которыми я должен ехать дальше.
— Комендант гарнизона… наверняка весьма гостеприимна, но казармы — это только казармы. Можешь располагать моим домом и временем, господин.