Она была бы рада сказать, что Джулиан вот-вот вернется (Алина говорила, что церемония прощания перед кремацией в Городе совсем короткая), но не хотела обещать Дрю ничего, что могло оказаться неправдой.
– А Эмма?
Дрю говорила вежливо, но было совершенно ясно: я хочу видеть тех, кого я знаю. Не тебя.
– Я поищу ее.
Не успела Хелен сделать и шага, как дверь за ее спиной захлопнулась с негромким, но недвусмысленным щелчком. Хелен сморгнула и увидела в коридоре, всего в нескольких футах от себя, Марка. Он появился беззвучно, она ничего не слышала. В руке у него был скомканный листок бумаги, похожий на огненное послание…
– Хелен…
Какой хриплый у него голос. Проведя столько лет с Дикой Охотой, продолжает ли он еще горевать, как горюют фэйри? Он выглядел помятым, усталым: под глазами и у рта пролегли морщины, как у простых смертных.
– Тай не один, с ним Диана и Кит. К тому же он спит. Мне нужно поговорить с тобой.
– Я должна найти Эмму. Она нужна Дрю.
– Ее комната вон там, – Марк указал в дальний конец коридора. – Мы приведем ее, а потом нам нужно будет уйти.
Весь дом был отделан деревянными панелями медового цвета; в свете магических ламп они казались особенно теплыми. При иных обстоятельствах это было бы совершенно очаровательное место.
– Уйти?
– Я получил письмо от Магнуса и Алека. Они у Инквизитора. Я должен привести Тавви и сообщить ему, что наша сестра мертва, – Марк протянул ей руку. Его лицо исказилось от боли. – Прошу, Хелен. Пойдем со мной.
Когда Диана была еще совсем юной, она побывала как-то в одном лондонском музее, где главной достопримечательностью была Спящая красавица – из воска. Кожа у нее была светлой, а грудь поднималась и опускалась – она «дышала» с помощью небольшого моторчика.
Что-то в бледности и неподвижности Тая напомнило ей ту восковую девицу. Он лежал, укрытый одеялами, и только грудь поднималась от дыхания – как у той куклы. Руки лежали на покрывале, ладонями вверх… Больше всего на свете Диане хотелось увидеть, как дрогнут пальцы, начнут вертеть один из рисунков Джулиана или хотя бы провод наушников…
– С ним все будет хорошо? – едва слышно спросил Кит.
Комната была оклеена веселенькими желтыми обоями, на кроватях лежали лоскутные покрывала. Кит мог сесть на вторую, пустую кровать, которая принадлежала Ливви, но не сел. Он забился в угол, сидя на корточках, привалился спиной к стене и не отрывал взгляда от Тая.
Диана положила ладонь на лоб Тая – лоб был холодный. От прикосновения ее тело будто онемело.
– С ним все в порядке, Кит, – сказала она и попыталась подоткнуть одеяло. Тай что-то пробормотал и завозился, пытаясь выбраться из-под него.
Окна были открыты: они решили, что ему нужен свежий воздух, но сейчас Диана встала и начала их закрывать. Ее мать всегда была одержима идеей, что подхватить простуду – худшее, что может случиться… А мы редко забываем, что говорят нам в детстве родители.
За окном, на фоне ранних сумерек, обведенный светом восходящей луны, расстилался город. Всадник на фоне бескрайнего неба… Знает ли Гвин о событиях сегодняшнего вечера или придется послать ему сообщение? Что он скажет, когда его получит? Однажды он уже приходил к ней, когда Ливви, Тай и Кит оказались в опасности, но тогда его призвал Марк. И она до сих пор не знала, почему он так поступил: потому что действительно любил детей или всего лишь платил долги.
Как мало ей известно о Гвине, подумала она, медля у окна и держась за штору. Предводитель Дикой Охоты, живой миф, а не человек. Тот, кто так стар и могуществен, что стал частью легенд, – как он ощущает простые эмоции? Что ему до жалкой человеческой жизни – и неважно о ком идет речь. Что все наши потери по сравнению с тем, что он сам испытал и пережил?
И все же тогда, в старой комнате Дианы, он обнимал ее и утешал, пока она говорила то, что до сих пор слышали только Катарина и родители… Но теперь родители мертвы. Он был добр к ней. Правда же, был?
Хватит, остановись. Она резко отвернулась от окна: не время сейчас думать о Гвине, пусть даже она продолжает надеяться, что он придет, успокоит, утешит. Но только не сейчас, когда Тай может в любую минуту проснуться и встретиться с новой, невыносимой болью. Только не тогда, когда Кит сжался в углу, словно его после ужасного крушения выбросило на пустынный берег, а кругом – никого.
Она хотела погладить его по плечу, но Кит неожиданно поднял глаза. Ни следа слез на его щеках. Он и после отцовской смерти не проронил ни слезинки, когда впервые распахнул дверь Института и понял, что он – Сумеречный охотник.
– Тай любит знакомые вещи, – тихо сказал он. – Проснется и не поймет, где оказался. Надо принести его сумку и вообще все, что он привез с собой из Лондона.