Один за другим нефиллимы подходили к Блэкторнам, выражая свои соболезнования. Джулиан занял место во главе семьи и словно щит отражал все попытки сочувствующих поговорить с его братьями и сестрами, стоявшими кучкой позади него. Джулиан казался более холодным и более отстраненным, чем обычно, что не было удивительным. Горе поражало всех по-разному.
Однако это означало, что он отпустил руку Тавви, и Тавви встал, прижавшись к Дрю. Тай тоже остался в стороне, и Кит подошел к нему ближе, чувствуя себя глупо в белых кожаных брюках и куртке. Он знал, что это традиционный траурный наряд, однако чувствовал себя так, будто косплеит какого-то певца из музыкального клипа восьмидесятых.
— На похоронах всегда ужасно грустно, — сказала женщина, представившаяся Ириной Картрайт, глядя на Джулиана с искренней жалостью. Когда Джулиан так и не ответил, она обратилась к Киту:
— Ты со мной согласен?
— Откуда мне знать, — отозвался он. — Моего отца съели демоны.
Ирина Картрайт выглядела растерянно и поспешила удалиться, проронив пару банальных фраз. Джулиан бросил удивленный взгляд на Кита, прежде чем поприветствовать следующего сочувствующего.
— У тебя… у тебя с собой телефон? — спросил Кит Тая, и тут же осознал, какую глупость сморозил. Кто идет на похороны сестры-близнеца своего друга и спрашивает с собой ли у него телефон. Особенно если учитывать, что в Идрисе сигнал не ловит. — То есть… не то, чтобы ты мог позвонить…кому-то.
— В Идрисе есть один рабочий телефон. В кабинете Консула, — ответил Тай. Он вовсе не выглядел, будто косплеит музыканта из клипа восьмидесятых. Он выглядел холодным, эффектным и…
Слово «красивый» вспыхнуло в его мыслях, мигая как неоновая вывеска. Он его проигнорировал.
Элегантно. Тай выглядел элегантно. Возможно, людям с темными волосами просто больше шел белый цвет.
— Но меня не сигнал интересует, а фотографии, — сказал Тай.
— Фотографии Ливви? — спросил Кит озадаченно.
Тай уставился на него. Киту вспомнилось время, проведенное в Лондоне, когда они работали вместе, расследуя… разгадывая загадки, как Холмс и Ватсон. У него даже не возникало ощущения, что он не понимает Тая. А сейчас возникло.
— Нет, — ответил Тай.
Он огляделся. Кит задумался, не беспокоит ли Тая все увеличивающееся число людей вокруг. Тай ненавидел толпы. Магнус и Алек с детьми стояли рядом с Консулом. С ними была красивая темноволосая девушка с бровями, как у Алека, и парень лет двадцати с коротковатыми и растрепанными каштановыми волосами. Он окинул Кита взглядом, говорящим: «А ты выглядишь знакомо». Не он один так смотрел на Кита.
Он догадался, что похож на Джейса, если бы тот подвергся внезапному уменьшению роста и мускулов, и в целом стал менее горяч.
— Мне нужно с тобой поговорить, позже, — сказал Тай, понизив голос.
Кит не знал беспокоиться ему или радоваться. Насколько он знал, Тай пока ни с кем не говорил, с тех пор как Ливви умерла.
— А ты не хочешь… поговорить со своим братом? С Джулианом?
— Нет. Мне нужно поговорить с тобой, — Тай помедлил, будто собирался сказать что-то еще. Послышался низкий тоскливый гул, будто кто-то подул в горн, и все повернулись в сторону города. Кит проследил за ними взглядом и увидел процессию, выдвигающуюся из городских ворот. Десятки Безмолвных братьев в своих пергаментных одеяниях шли в две колонны по обеим сторонам от носилок. Стражи Совета несли на плечах носилки.
Они были еще слишком далеко, и Кит не мог различить, на каких носилках была Ливви. Все что он мог рассмотреть: тела, лежащие на них, облаченные в белое. Когда процессия подошла ближе, он увидел, что одно тело было значительно меньше. Он не удержался и посмотрел на Тая.
— Мне жаль. Мне так жаль. — сказал он.
Тай смотрел в сторону города. Одна его рука сжималась и разжималась, в остальном же он не показывал никаких эмоций.
— У тебя нет причин о чем-то жалеть, так что перестань, — ответил он.
Кит молчал. Его сковал холодный страх. Он не мог избавиться от мысли, что потерял не только Ливви, но и Тая.
* * *
— Они еще не вернулись, — сказала Изабель. Она выглядела безукоризненно гармонично в белой форме. Волосы были стянуты сзади белой шелковой лентой. Она держала Саймона за руку. Костяшки пальцев белели, как цветок на лацкане ее формы. Эмма всегда представляла, что горе — это когтистая лапа. Лапа огромного невидимого монстра, который склоняется над тобой с небес и хватает, выбивая воздух из легких, оставляя лишь боль, от которой нельзя ни уклониться, ни сбежать. И остается лишь терпеть ее, пока когтистая лапа не ослабит хватку.