Но и это – лишь слабый отголосок прежней боли.
Давясь, она жадно глотала самую обыкновенную воду, которая от долгого хранения, кажется, даже слегка позеленела и приобрела привкус болотной тины. Неважно, неважно; главное – холод. Отчего-то теперь, после дней, проведённых в забытье и прохладе, ей было нестерпимо жарко. Где-то вдалеке, за стеной, слышались голоса: спорили Ирша и, кажется, Венисса.
- Это ты всё устроила – так не трогай больше девочку! Хватит с неё. Она, что ль, виновата, что Кродору что ни год, то свежего мясца вынь да положь?
- Наслушалась её болтовни? – невозмутимо отвечала певунья. – Она с горя помешалась, это же любому ясно!
- Да ты хоть бы не твердила, что хочешь, чтоб её ведьмой объявили. А то, знаешь ли, я и про твои ведьмачества разболтать могу. Что, язык прикусила?
- Я бы на твоём месте молчала, дикарка. Иначе можно умолкнуть и навечно…
Что-то упало за спиной – и Шантия обернулась, чтобы столкнуться с уже знакомой кухаркой. Та, кажется, испугалась, но ненадолго. Почти сразу растянула круглое лицо приторная улыбка, и она проквохтала:
- Оправилась? Наконец-то! Наш господин так хотел бы с тобой увидеться… Сходи, порадуй его!
Потерянная дочь островов знала, что это означает, и на мгновение пожалела, что не прикинулась в самом деле помешанной. Может статься, что тогда, тогда её отпустили бы отсюда, позволили скинуть с себя всю налипшую грязь, освободиться от плоти, а вместе с ней – от памяти. Но она покорно поднялась уже знакомым путём в спальню, повторяя про себя – если не боишься, посмотри зверю в глаза. Он отступит, не увидев страха.
По крайней мере, должен отступить.
Уже у порога людской вождь встретил её, будто ожидал прибытия. Впервые виделась в его взгляде несвойственная робость, непонимание. Он казался столь уязвимым, что Шантия подумала: ей нужен острый меч, вроде того, который вручили Кьяре. И тогда – тогда бы она вонзила клинок прямо в беззащитное горло.
- Я хочу знать. Ты в самом деле сама избавилась от ребёнка?..
Она открыла рот, собираясь рассказать о Вениссе – и остановилась. Нет, варвары не станут казнить свою же соплеменницу: певунья найдёт, чем их очаровать. Такие, как она, умеют расположить к себе, умеют заставить слушать. И Шантия прошептала, глядя без страха в глаза дракону:
- Нет. Это ложь. Как, впрочем, было бы ложью и то, что я опечалена этим… происшествием.
Холодные, тягучие слова, так похожие на туман; может, на самом деле это и не её голос звучит, а всего лишь затерялось нечто в сгустках тумана и теперь выходит через рот. Кродор чуть прищурил светлые глаза:
- Тебе в самом деле всё равно? Я был лучшего мнения о твоём народе.
- Я – не весь мой народ, - Шантия продолжала говорить размеренно и тихо, но в груди что-то клокотало, как в закипающем котле. – И я бы сказала, что равнодушие – первое, чему я научилась у ваших женщин.
Как раньше, горела на столе свеча; по ней стекали крупные капли, похожие на мутные слёзы. Схватить, схватить плачущий огарок – и ткнуть в лицо, в сощуренные в усмешке глаза, засунуть под язык или прямо в горло. Ярость оказалась столь ярким, столь новым чувством в безбрежном сером мире, что Шантия подчинилась – и лишь на середине движения неловко замерла. Пламя опрокинутой свечи с готовностью перекинулось на гобелен; кажется, Кродор что-то закричал, прося стражей принести воды – но прежде она ухватила тлеющие искры ладонями, сжала, как хотела бы сжать горло любого чужеземца, какой сейчас встретился бы на пути.
- Оправилась?! Да она безумна! – рявкнул Кродор, хватая наложницу за руки. Шантия почти удивлённо уставилась на вздувающиеся волдыри: откуда?.. Вместо боли она ощутила грубоватое тепло, похожее на то чувство, что исходило от слов Ирши: пусть оно кололо и причиняло боль, но согревало куда сильнее, чем лживая лесть.
Сам собою всплыл в голове звенящий голос Вениссы, переполненный ненавистью. Жизнь для неё ничего не значит; наверное, следовало бы всё же обвинить её – но как? Кто поверит «сумасшедшей», не принадлежащей к их роду?..
И потому Шантия молчала, глядя на то, как засуетились слуги, как всё тот же лекарь, бормоча заумные речи, перевязывает обожжённые ладони.
Молчала, чтобы на другой день узнать: Ирша умерла.
========== Путь пламени. Глава IX ==========
Солнце, безжалостное, как вся природа этого холодного края, опаляло лучами край крепостной стены.
Шантия провела руками по шершавым зубцам, чуть поморщившись, стряхнула с пальцев птичий помёт. В многолетней пыли виднелись прочерченные следы, словно кто-то отчаянно пытался удержаться на краю; чуть ниже, на выступе стены – обрывок платья.
Служанки и стражники шептались между собой, всякий раз норовя присвоить себе выпытанные у других впечатления: каждый твердил, будто бы лично видел, как одна из бывших наложниц лорда, споткнувшись, рухнула вниз, и норовил всё с новыми душераздирающими подробностями поведать об этом всякому встречному. Быть может, когда-то и звучала в этих речах правда, но она быстро затерялась среди вранья. Как будто это столь почётно – видеть чью-то гибель!
Ирша, единственная, кто был на самом деле на её стороне, погибла. Погибла, так и не рассказав – отчего она когда-то оставила родной дом, чтобы снова вернуться сюда, в каменную клетку, где нет и не может быть счастья?.. Что такого важного могло случиться там, за пределами стен?..
Раньше тяжёлым, почти невыполнимым усилием казалось сдерживать слёзы; теперь Шантия не могла заплакать вовсе. Она гладила постепенно отогревающийся в солнечных лучах камень, и смотрела вниз, на переломанные кусты у подножия стены: наверное, именно туда обрушилось тело.
Как она упала?.. Почему не удержалась?.. Почему тот, кто в самом деле видел, как она падала, не помог ей?..
Впрочем, последний вопрос – глупость: варвары не терпят тех, кто посмел от них отличаться, а смерть для них – всего лишь ещё одна потеха. А может, и не было их, тех, кто на самом деле видел что-то, кроме мёртвого тела; не имея в жизни иных удовольствий, люди частенько выдумывают себе приключения и волнения, которых не испытывали наяву. Порой даже – вот смешно! – начинают в эту фальшивку верить истовее, чем в реальность.
- Ужасное происшествие, не правда ли?.. – промурлыкал знакомый голос. Шантия отшатнулась от края стены и попятилась к башне: когда так близко опасная тварь, нельзя стоять там, где можно сорваться.
- Происшествие? Признайся, это ты её столкнула.
Как хорошо Венисса умеет разыгрывать недоумение, жалобно съёживаться, прикрывать рот руками! Ещё и слёзы на глазах блестят – нет, больше она не поверит в эту мерзкую игру, больше не станет потакать чудовищу, так легко разрушающему чужие жизни.
- Ты могла бы обвинить меня во многом; но сейчас – проклинаешь за то, в чём нет моей вины.
- Что она тебе сказала? – не обращая внимания на лживые слёзы, Шантия заговорила, как прежде, спокойно и размерено, как вчера говорила с людским вождём. – Наверное, пригрозила, что расскажет Кродору, кто на самом деле поднёс мне то зелье.
- Тоже мне, угроза! – Венисса прижала ладони к щекам. – Даже если допустить, что я и в самом деле виновна – сама подумай! Кродору не было дела до ребёнка; он бы лишь сказал «спасибо» той, что избавила его от лишних хлопот.
Когда Шантия была ребёнком, ей и ещё нескольким детям довелось поймать морскую змею. Она заворожено смотрела на переливы чешуи, пока другие подталкивали тварь палкой. Как они хохотали, когда та крутилась и изворачивалась, норовя избежать тычков! И как же сейчас красивая женщина людского рода походила на ту змею: завораживающую, опасную, и в то же время – омерзительную.
- Его взволновала бы не судьба ребёнка, нет. Ты сама знаешь, за что тебя бы казнили или изгнали. Твой народ мнит всякую женщину, способную смешивать травы, ведьмой. Лорд Кродор не стал бы терпеть при себе ведьму, и приказал бы казнить или изгнать тебя.