Выбрать главу

Тхарма постучалась в кабинет Короля. Она знала, насколько нагло и безосновательно прозвучит ее просьба, но просто не могла с собой ничего сделать. Ведьма была верна своему сердцу.

― Входи. ― сказал Анабесс. Тхарма открыла дверь. Анабесс сидел за столом и что-то писал. Едва Тхарма вошла, он убрал небольшую книгу в кожаном переплете и внимательно посмотрел на ведьму. ― Что-то случилось?

Тхарма медлила. Она понимала, насколько невежественно прозвучат ее слова, и уже хотела отступить. Ведьма не за чтобы не призналась бы в этом себе, ни тем более ― кому-то другому, но она была трусихой. Только то, чего боялись обычные люди ее не страшило. Страхи Тхармы исходили из ее чувств ― или напротив, их отсутствия.

Следуй зову своего сердца и совершишь великие дела, дитя мое. Убери страх и иди навстречу неизведанному, чувствуя что-то теплое и надежное за спиной.

Тхарма тяжело вздохнула. Анабесс нахмурился, встал из-за стола, оказывая напротив Тхармы. Ее черные волосы были собраны в косу сзади, не один волосок не выбивался из идеальной прически. В темно-синем платье она выглядела кукольной.

― Ваше Величество. ― медленно начала ведьма, глубоко вздохнув, не поднимая взгляд. ― Мне известно, как многое Вы и Ваши царствующие брат с сестрами вложили в доказательства мое невиновности. Поверьте, я не забыла и не забуду никогда, для меня это значит очень много, однако…

Повисло неловкое молчание. Анабесс прищурился, изучая девушки перед ним.

― Однако? ― поторопил Король. Тхарма вздрогнула. Она подняла голову, и когда заговорила снова голос звучал ее немного уверенней.

― Однако я прошу у Вас разрешения остаться в Нарнии, а не возвращаться в Орландию.

Анабесс серьезно сначала думает, что ошибся. Потому что ему казалось, что Тхарма здесь задыхается ― ведьме был чужд волшебный край, она явилась сюда пленницей, с гордо поднятой головой. Она была уверена, что шла на смерть, однако стоило всего лишь упоминать о шансе выживания, ведьма словно надломилась ― стала послушной и тихой. И все же… Анабесс долго не мог этого понять.

― Ты, верно, шутишь? ― спросил он. ― Орландия твой дом. Разве ты не рада возможности туда вернуться? Тем более, когда тебя больше не обвиняют в убийстве невинных.

― Я хотела этого, хотела очень долго. ― призналась Тхарма. ― Но теперь… теперь я хочу остаться здесь. Я знаю, что это очень дерзко и неуважительно с моей стороны, но вот моя просьба, Ваше Величество.

Анабесс молчал. Он почему-то вспомнил свою маму ― та тоже была в своих действиях решительно. Если она решил что-то, то сделает это любой ценной, даже если ее решений никто не поминал. Только отец всегда поддерживал ее, всегда старался быть рядом и не оставлять одну. Короля Справедливого не существовала без Королевы Чарующей. Их связывали сильные чувства, клятвы перед всей Нарнией, кровь и слезы, смех и счастье.

А что связывала его с Тхармой? Он смотрел на ведьму перед собой и думал: а что если позволить ей остаться? Какая будет его жизнь? Анабесс смотрел на нее, как на девушку, которая могла стать ему женой, хотя сама ведьма об этом не знала. Анабесс на чувства не надеялся ― после пропажи родителей он остыл, как говорила тетушка Элодия. Верховный Король верил в стратегию, трезвость и холодность рассудка, но трепетно хранил воспоминая о любви матери и отца. И, вероятно, однажды в его голову две картинки встали рядом ― счастливые мама с отцом, и Тхарма. И тогда он впервые подумал о том, что ему нужно с кем-то связать жизнь.

― И все же, ― твердо произнёс сын Эдмунда и Элизабет. ― Я хочу знать причину, по который ты хочешь остаться здесь. Если проблема с королем Лумом, то…

― Эта причина ― Вы.

― Что?

Тхарма тяжело вздохнула. Она выглядела немного усталой, в то время как ее слова совершили невозможное ― выбили Анабесса из колеи.

― Дело в тебе, Анабесс, ― повторила Тхарма, отбрасывая официоз. ― Примером для меня была не только Королева Элизабет, но и ты сам. Твоя воля, сила и ум были примером для меня тогда, а стоило мне узнать тебя ― все смешалось. Не только в голове, но и в сердце моем произошел полный хаос. Я пыталась, честно пыталась держаться от тебя подальше, не видеть, не разговаривать с тобой, но видимо Аслан не на моей стороне ― наши встречи стали все чаще и чаще, разговоры длиннее, и я стала такой, какой я стою перед тобой ― уже не просто Оралндкой, а влюбленной в тебя ведьмой, ― Тхарма приблизилась и медленно опустилась на колени перед крайне шокированным и озадаченным Королем. ― Я прошу меня не отсылать. Я буду ничего не ждала, не стану давить на тебе, никогда ничего не попрошу, только видеть тебя иногда, хотя бы украдкой в стенах этого замка… — выдавила она еле слышно, так тихо, что только острый магический слух мог расслышать сказанные слова.

Анабесс колебался. Ему казалось, что прошли часы, но на самом деле минуло несколько секунд. Он обхватил Тхарму за плечи и поднял. Ее глаза слезились. Анабесс смотрел на нее и не знал, что сказать. Король не знал любви девушки: у него была только семья, которая его любила как родного человека ― племянника, брата; страна, которая его любила как правителя ― мудрого, властного и сильного. А Тхарма любила его… по-особенному. И он не знал, что ему делать с этой любовью. Он знал, что не сможет ее оттолкнуть, но прямо сейчас не был готов ответить на ее чувства.

― Тхарма… ― медленно произнёс он. ― Я не хочу тебя обижать. Конечно, ты можешь остаться, не покидать дворец, ― Анабесс помолчал, обдумывая то, что собирался сказать. ― Я не буду врать, что ничего не чувствую к тебе, но прямо сейчас… Я не считаю, что люблю тебя так же, как ты меня, и боюсь, что никогда не полюблю, а ты, бессменно, заслуживаешь того, кто подарит тебе такие чувства. Безответная любовь убивает, Тхарма.

― Но если в тебе есть хоть немного чувств ко мне… ― горячо прошептала ведьма. ― Просто… дай нам шанс.

Анабесс опустил руки, переставая держать ведьму за плечи.

― Ты можешь вернуться к себе, ― произнес Король. ― Скажи моей сестре, что ты остаешься здесь, теперь уже на правах гостьи. Пусть Нина подберет для тебя покои.

― Анабесс.

Король поднял руку, и ведьма тут же замолчала.

― Сегодня вечером я дам тебе либо все, либо не смогу и за всю жизнь дать хоть маленькую часть.

Тхарма покланилась и быстро вышла. Едва за ней закрылась дверь, Анабесс, чувствуя, что ноги его уже не держать, опустился на мягкий ковер и оперся спиной на стол. Закрыв лицо руками, он не знал, что и думать. Мысли лихорадочно носились в голове, и Король пребывал в некой прострации, не зная, за что хвататься. Он должен был все обдумать ― Тхарме он не врал. Анабесс решил, что должен принять решение сегодня: либо он соглашается с Тхармой и развивает к ней свои чувства, либо отвергает и они сводят общение к минимуму. Ни одни из вариантов его не устраивал ― он испытывал к Тхарме что-то, определённо, однако не мог сказать, так же сильно любит ее, как и она его.

Девушка, с тяжелым, наигранным вздохом, села рядом с ним. Облокотившись на стол, она повернула голову к юноше, который убрал руки с лица и положил их на согнутые в коленях ноги.

― Знаешь, мне всегда казалось, что женщины любят сильнее, чем мужчины. При любых условиях.

Анабесс усмехнулся и глянул на черноволосую девушку, которая выглядела младше него ― ровесница Вааны, возможно.

― Отец любил тебя очень сильно, ― произнёс Анабесс и веско добавил. ― Мама.

Элизабет усмехнулась, и если бы кто-то мог ее видеть, он бы нашел не мало сходства в усмешки сына и молодой матери.

― Он признавал, что я чувствую к нему сильнее, ― сказала Элизабет. ― Женщины-ведьмы… у нас многие чувства обострены. Мы ищем любви. Моя, по сути, всегда была рядом. А Тхарма… если ведьма выбирает тебя своим, она обычно не ошибается.

Анабесс прикрыл глаза. К его плечу прикоснулась легкая, как паутинка, рука Элизабет.

― Знаешь, меня ранили, ― сказала внезапно колдунья, и Анабесс в панике распахнул глаза, оглядывая маму. ― Нет, сейчас все хорошо, правда. Просто в такие моменты ― ранение, сон, когда мне легче переноситься во времени, я пользуюсь возможности увидеть тебя. И Мелестину.

― Да, ― усмехнулся парень. ― Она очень испугалась, когда ты первый раз пришла. Я так и не понял, как это происходит: тебя видим только мы и все время в разном возрасте ― молодой, как сейчас, или уже старше.