- И здесь?
Она сжала его лицо в ладонях, напряжённо глядя в заблестевшие, потемневшие глаза.
- Здесь, и там, и везде, - лихорадочно зашептал он, отчаянно целуя её, прижимая к себе так, будто хотел ею пропитаться, войти в неё прямо сквозь поры. - Только ты, ты одна... Королева...
Она снова зажмурилась, принимая его, впуская его. Плясали перед глазами огненные всполохи костра, в ушах шумел родной прибой, и морской солёный привкус жёг саднящие губы, которые она прикусывала, чтобы не закричать.
Уже уплывая в сон, она широко раскрыла глаза и подскочила:
- Король!
- М-м... - невнятно откликнулся тот.
- Я с Серёгой сегодня по скайпу... чёрт, он наврал, что у него микрофон сдох, списались просто. Что-то там у него... не то.
- Да брось ты параноить... - Король зевнул широко и сладко. - Чего у него там может быть не то? Продюсер какой-то нашёлся, раскручивает их. Он же всегда чего-нибудь гонит, Серёга-то. Творческая личность... Мама за ним присматривает. Не бери в голову, спи давай.
Через минуту Жучка услышала его мерное дыхание и из всех сил саданула кулаком в подушку.
Параноить, значит... Ладно. Завтра она сама с этим разберётся.
Сон ушёл враз.
Откинувшись на спину, она надела наушники и нашла в плей-листе последнюю Серёгину песню.
Дыхание тает на острие зловония,
Страх - просыпаться опять непонятыми,
Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
Как два Геракла, распятые на крестах истории.
На простынях, от холода потных заведомо,
Лежать не дыша, боимся вдохнуть отчаяние,
Прощение вымолив, просто прождав ответа,
И проиграть, всего лишь приняв наказание.
Дыхание крошится, всеми оттенками красного,
Нутро дрожит, заполненное вдохновением,
Стоять на месте, словно родившись привязанными,
Стоять на месте, испытывая терпение.
Рисуй глаза на спинах каждого голубя,
Разуй глаза, и клетка почти естественна.
Спина к спине, хотя и не до конца любя,
Глаза в глаза, хотя может слишком тесно нам.
И так мечтать - пойти навестить любовников,
Не подпускать друг к другу нужду и горе.
Как два изгоя, что терпят крушение боинга,
Как два Геракла, распятые на крестах истории...
* * *
Голос Ольги Васильевны в трубке, как всегда, был очень ровным.
- Не беспокойся, с Серёжей всё нормально. Мне, конечно, не нравится это его заочное обучение... такая профанация... но он действительно слишком много времени отдаёт... своему творчеству, чтобы учиться очно как следует.
"Было у отца два сына, один умный, а второй... музыкант", - чуть не ляпнула Жучка.
Словно услышав эту повисшую между Калифорнией и Москвой нелепую присказку, Ольга Васильевна строго спросила:
- Варя, я надеюсь, что у Андрея всё в порядке с учёбой?
- В абсолютном, - легко отозвалась Жучка. Короля она бы в любом случае не сдала.
- Ты по-другому и не ответила бы, правда? - в голосе Ольги Васильевны просквозила улыбка.
- Ага, - согласилась она так же легко, и в трубке прозвучал короткий смешок. А потом неожиданный вопрос:
- Трудно тебе, девочка?
Мобильник в её пальцах дрогнул.
- С чего вы взяли? Всё отлично.
- И тут ты не ответила бы по-другому... - констатировала Ольга Васильевна со вздохом. - Не бери на себя ещё больше, не надрывайся попусту.
- Вот ещё... - пробормотала Жучка упрямо. - Что там за продюсер у Серёги?
- Очень... деловой, - хмыкнула Ольга Васильевна. - Его нам порекомендовали... давние знакомые. Обедал у нас дважды. Обещал, что первый альбом выстрелит, недолго осталось. Серёжа, видимо, просто очень нервничает по этому поводу, но это понятно. А ты не волнуйся.
Да что они все заладили - не волнуйся, не волнуйся!
- Ладно, - Жучка глубоко вздохнула. - У меня всё. До свидания. И... берегите его!
Сунув мобильник в карман джинсов, она устало присела на край стола.
В аудиторию, весело галдя, входили студенты. Яркая, беспечная, многонациональная толпа в фенечках, монистах, татушках, пирсингах... И у длинноволосого молодого препода красовалось колечко пирсинга над левой бровью, гроздь серёжек в левом же ухе, радужная фенечка вокруг запястья.
Жучка вдруг поймала хмурый, исподлобья, взгляд Марши Рейнберд. На ней, единственной из пёстрой попугайной оравы, была чёрная футболка с чьим-то профилем и тёмные мешковатые джинсы. "Свободу Леонарду Пелтиеру!" - вот что было написано на футболке.