Но они могли только выяснить это сами.
Холлис вдруг поняла, что Фендрель ехал рядом с ней. Она взглянула на доминуса, но не дала себе смотреть на него прямо, несмотря на ее любопытство. За последние двадцать лет она лишь мельком видела его во время визитов в каструм раз в год. Он не говорил с ней тогда, и она не просила его об этом. Они были как незнакомцы. Хуже. Как сильно он изменился? Она поглядывала на него, видела несколько изменений на поверхности. Седые пряди в золотых косах. Морщинки у стальных глаз. Он сильнее поджимал губы.
Больше всего изменилась его душа. Ее теневое восприятие не требовалось так сильно, чтобы ощутить пятно от его тени в нем. Три шипа на левом щитке были символом его мучений. Он не мог больше удерживать тень в узде. Ни чаропеснями. Ни железом.
Холлис смотрела между ушей лошади. Было странно ехать рядом с Фендрелем, хоть она ехала рядом с ним годы назад. Тогда были годы борьбы и триумфа. Тогда он был героем в ее разуме, легендой, творящейся на ее глазах.
Она любила его — романтично, да, но и другой любовью. Он вдохновлял ее на верность. Вызывал страсть.
Она взглянула в его сторону, заметила, как он смотрел на Айлет. В его глазах были страдания, буря эмоций. Она боялась заглядывать в его разум своей тенью. Огонь в его душе мог сжечь ее, едва она пересечет порог.
— Ты убил бы ее, Фендрель? — вдруг спросила она. Он не вздрогнул от ее голоса. Может, ощущал ее внимание. — Ты убил бы последнюю надежду покончить с Одиль в этом мире? — продолжила она, когда он не ответил. — И все ради своей лжи?
Он поджал губы в твердую линию. Он сказал лишь:
— Да.
Холлис хотела ругать его. Ранить его. Но зачем? Она не могла причинить ему еще больше страданий. Часы назад он увидел, как его охраняемая честь стала пылью, и у него осталась только пустая оболочка.
Она подавила возмущения и спросила тихим любопытным голосом:
— Почему ты, когда узнал ее, не отвел ее в хранилище, дав ей нож, заставив ее покончить с этим? Все можно было закончить за миг.
Фендрель стиснул зубы.
— Риск слишком велик, — сказал он. — Она могла легко и пробудить ведьму, и убить ее.
Холлис посмотрела на него, его оправдание звенело ложью в ее ушах. Она знала правду: он не хотел, чтобы его решение — решение, которое создало все это — оказалось недостаточным. Он столько лет убеждал себя, что его ложь была во благо этому миру. Что ложь могла стать правдой. Лучше было Жуткой Одиль оставаться подавленной под его проклятием, чем умереть. Потому что он был Фендрелем ду Глейвом. Он не мог ошибаться.
Они ехали в тишине по окаменевшему лесу, окруженные красными капюшонами, направляясь в Дулимуриан. Так они ехали сражаться с Одиль двадцать лет назад. Только тогда с ними были двести других венаторов, вооруженных атакарой.
Наконец, Холлис спросила:
— Почему ты просто не убил ее? Она была уязвима. Ты мог много раз покончить с ней. Почему оставил ее живой? Зачем вызвал каструм, устроил проверку?
Фендрель повернул голову и посмотрел на нее. Его стальной взгляд выдерживал ее взгляд.
— Для тебя, — сказал он. Словно этот ответ был очевидным.
Холлис уставилась на него.
— Она была твоей. Твоей ученицей, твоей протеже. Я думал, что ты переживала за нее. Я думал… — он тряхнул головой и посмотрел вперед. — Я думал, ты захотела бы, чтобы я спас ее душу.
Что она могла сказать? Что могла думать? Как могла ответить?
Она заметила на его лице миг ужасной правды: Фендрель еще любил ее.
Он любил ее достаточно, чтобы сжечь Айлет заживо ради нее.
Горечь подступила к горлу, Холлис посмотрела на Айлет. Они держали девушку в центре маленького отряда, где она была лучше защищена. Но Холлис видела другое. Она видела Гвардина, короля, каким она его знала, юного и золотоволосого, сильного и верного старшему брату. Такими были они все. Но их верность появилась не из ничего. Нет… она росла из любви Фендреля к ним. Глубокой любви, которая била из глубин его сердца фонтаном, захлестывая их потоком.
Она подумала о Террине и Герарде — ученике Фендреля и его племяннице, теперь юношах. Старший, темный, строгий и полный силы. Младший, красивый и золотой, полный добра. На них были следы пальцев Фендреля. Они знали? Узнавали его влияние в их жизнях? Они, как она, Гвардин и вся армия Избранного короля до них, знали правду, но все равно поддавались его воле?
Они понимали, как ужасно было, когда тебя любил Фендрель ду Глейв?
Холлис глубоко вдохнула… и вдруг заметила, каким густым стал воздух. Атмосфера была мрачнее, чем должна быть в этот час, солнце оставалось высоко над головой. Фендрель остановил лошадь, его голос разнесся среди каменных деревьев: