Девочки плакали.
— Не плачьте, дети, — сказал герцог Матвей, — послушайте лучше, я вам почитаю.
И он стал читать глуховато, с волнением:
С этого дня он стал вторым отцом обеих девочек. Они поверили ему все свои горести и радости, и он высоко оценил их взаимную привязанность. Помимо образования, он занимался их воспитанием. Он научил их прежде всего осторожности и хитрости, дабы враги не могли узнать того, чего им знать не должно. С тех пор уже никто из посторонних не слышал, чтобы Эльвира звала принцессу по имени. Он научил их скромности во всем: в одежде, поступках, обращении с низшими себя. Это было очень важно для Жанны, которая после эпизода с тросточкой начала заноситься и мнить о себе слишком много. Он научил их сдерживать свои чувства. И это было очень кстати. Жанна не любила никого, кроме Эльвиры, и не считала нужным скрывать это. В ней проявлялась склонность к раздражительности и крикливости. Эльвира была порывистая, под стать ей. Герцог Матвей научил их не расходовать пламень души на кратковременные вспышки, но поддерживать в ней ровный, добрый свет. Его ученье было тактичным и незаметным.
При всем этом он сам был очень осторожен. Никто не догадывался, что опальный старец под носом учителей буквально перекраивает душу юной принцессы. Те не всегда бывали безглазыми чурбанами; однако, замечая благие перемены в девочке, уже превращавшейся в девушку, они относили это на счет возраста, климата, а еще охотнее — собственных заслуг.
Легко понять, что главное внимание он уделял Жанне. «Твоя судьба извилиста, — говорил он, — ты должна быть готова к тому, чтобы принять власть на свои плечи, а это тяжкое бремя. Почему я так говорю?.. Потому что так оно и есть. Ты можешь стать королевой, монархиней. Я, конечно, не знаю, каким образом это произойдет, и где, и произойдет ли это вообще. Но ты принцесса крови, и ты можешь стать королевой, и ты должна быть к этому готова, а мой долг — подготовить тебя к этому. Прошу тебя отнестись к этому серьезно».
Герцог Матвей не обманулся в своей ученице. Они без устали штудировали Фукидида, Геродота, Платона, Плутарха, Макьявелли, и Юлия Цезаря, и еще многих других. Принц Вильбуа прислал только что появившийся в Виргинии трактат Гуго Гроция «О праве войны и мира»[6], написанный, конечно, по-латыни: но Жанна к этому времени уже свободно владела ею. Зная немало языков, герцог Матвей учил девочек испанскому и английскому; они наслаждались, читая Гонгору, Аларкона, Джона Лили и совсем никому еще не известного, молодого актера королевы Елизаветы, Уильяма Шекспира[7] Жанна в шутку назвала себя «королевой Южного флигеля» (в южном флигеле замка жили они с Эльвирой), герцог Матвей был ее «архитайный советник и камергер», а Жанна — «первая и последняя фаворитка». «Такой маленький двор очень удобен, — смеялась она, — каждый человек на виду, сразу замечаешь все интриги, заговоры и политические кружки…» Словом, это были самые счастливые четыре года в ее жизни.
Старый герцог заболел, и болезнь его прогрессировала. В последнюю зиму он уже не мог выходить. Однако он был бодр, много работал — переписывался с принцем Вильбуа, писал какие-то тетради, беседовал и читал со своими воспитанницами. Те уже выровнялись в красивых, молочно-румяных девушек.
В конце февраля он позвал к себе Жанну.
— Я скоро умру, — сказал он, — и пока я еще в полной памяти, я хочу сделать тебе несколько наставлений. Мы не можем предвидеть событий наверняка, но у нас остается право предполагать. Это великое право. Видишь этот ларчик? Ты возьмешь его с собой. Там находятся документы, которые ты прочтешь лишь в том случае, если станешь королевой, — только после коронации. Может быть, он и не понадобится тебе, как знать? Возьми и не открывай до срока. Вот ключ.
Герцог Матвей помолчал.
— Второй мой завет тебе: Эльвира. Ее дружба — самое дорогое, что у тебя есть. Береги ее пуще самой себя. Никогда не пытайся подняться над ней. Даже если ты будешь носить корону, останься для нее просто Жанной — как сейчас. Если не забудешь этого моего завета, тебе будет легче жить.
Он умер в конце марта. Жанна и Эльвира очень горевали. Дружба их стала еще теснее — больше им не к кому было прислониться. В августе, выбрав лунную ночь, девушки пробрались на могилу герцога Матвея и поклялись: быть всегда вместе и не иметь друг от друга никаких тайных мыслей.
6
7