— Дисциплина у вас плохая, кавалер анк-Фтес.
К этому человеку капитан почувствовал нечто вроде симпатии и соизволил объясниться:
— У меня не регулярный батальон… Мои люди ежеминутно рискуют жизнью в этом чертовом краю.
Женщина стонала. Баркелон деловито спросил:
— Известно ли вам что-нибудь о «Детях Вифлеема»?
— Впервые слышу, — ответил капитан. — Кто это такие?
— Тоже приверженцы Лиги, но вам лучше не встречаться с ними. Если вы сунетесь дальше на север, вас просто перебьют.
— Объясните же, черт возьми, в чем дело!
— «Дети Вифлеема» — это ополчение из Торна. Они поклялись вырезать вольные отряды, которые разбойничают и убивают…
— Но, но, но… Мы насаждаем власть Лиги…
Женщина стонала.
— Возможно, сударь, по-вашему это называется так. Но они видят только трупы и пепелища, и потому их не интересуют ваши высокие цели. Советую вам поскорее отвести свой отряд в Мрежоль.
— Честно говоря, сударь, мне хочется наплевать на ваш совет, — сказал капитан. Маркиз Гриэльс при этих словах опять передернулся, но смолчал. Баркелон достал еще одну бумагу.
— Я хотел дать вам совет, как дворянину, но с прискорбием вижу, что вы понимаете только язык приказа. Вот подпись герцога Фрама. Намерены вы подчиняться его приказанию?
Капитан поскреб в бороде.
— Это что же за свобода благородному дворянству? Приказывают, как простым кнехтам…
— Свобода впереди, — холодно сказал Баркелон. — Теперь началась только война за свободу, а война требует порядка. Если вы считаете себя на службе Принцепсу — извольте подчиняться его приказам. Если же нет — вы действуете как разбойник, и поступлено с вами будет, как с разбойником. Благодарю за прием. Идемте, маркиз.
Баркелон взял под руку маркиза Гриэльса и повел его к двери. Кавалер анк-Фтес стоял в раздумье. Из флигеля все еще доносилось: а-а, а-а, о-оо… а-а, а-а, о-оо…
Лейтенант Муал следил за приезжими через разбитое окно.
— Может, перестрелять их? С ними всего десять всадников…
— Не надо, — рассеянно ответил капитан и вдруг заорал: — Да прикончите вы эту бабу, Муал, мне надоело это вытье!
— И тут опоздали, — констатировал Баркелон.
В серенькое низкое небо клубами валил черный дым. Уже издали слышны были крики. Баркелон и Гриэльс пустили коней галопом, проскочили горящий дом и вылетели на площадь, к колодцу. Здесь лежало несколько трупов, снег был встолчен, перемешан с кровью и конским навозом. У самого колодца, пронзительно вопя, каталась по снегу голая женщина, прижимая руки к кровавым ямам на груди, словно желая остановить бьющую струями кровь. Перед всадниками мелькали сбившиеся в колтун светлые волосы, распяленный в крике рот и вымазанные грязью полные ноги. Отрезанные груди ее лежали на крышке колодца.
Баркелон вынул пистолет и выстрелил ей в голову. Женщина выгнулась дугой, захрипела и утихла, уткнувшись в снег.
— Зачем вы это сделали? — бескровными губами спросил маркиз Гриэльс.
— Я прекратил ее мучения. Это все, что можно было для нее сделать.
— Но ее можно было бы расспросить…
— О! Браво, маркиз, — сказал Баркелон. — Я не подумал об этом. Впрочем, вряд ли она способна была бы отвечать… Господа! — приказал он гвардейцам. — Проскачите по деревне и узнайте, не осталось ли кого в живых!
Гвардейцы ускакали. Маркиз Гриэльс смотрел в серое небо.
Ночь они провели в лесу. После встречи с вольным отрядом маркиз Гриэльс не захотел заезжать в Лер, и они поехали прямо, рассчитывая найти какую-нибудь мызу или трактир. Первая мыза по торнской дороге оказалась разграбленной, но дом стоял почему-то не подожженный, и Баркелон предложил зайти внутрь и посмотреть, нельзя ли там хоть как-нибудь переночевать. Они вошли вместе с маркизом Гриэльсом и при свете смоляного факела увидели трупы: в горнице лежала вся семья. Маркиз Гриэльс, как безумный, выбежал вон, но на этот раз ему удалось совладать с тошнотой.
Они тупо поехали дальше. Совсем стемнело, но они все ехали, пока наконец не заметили огонек, мелькавший между деревьями в стороне от дороги. Они свернули в лес и с великими трудами пробрались по снежной целине к частоколу. Уже издали внутри частокола залились лаем собаки.
— Кто здесь? — спросили на стук Баркелона.
— Эмиссары Лиги Голубого сердца! — отвечал тот.
Щелкнули взводимые курки.
— Отъезжайте, иначе будем стрелять. Если вас слишком много, мы дорого продадим свою жизнь.
— Так вы не за Лигу? — искренне удивился Баркелон.
— Мы за Лигу, — сказали из-за забора, — но мы против волков Отъезжайте добром.