— Спасибо тебе, Эльвира, — тихо и серьезно сказала Жанна. — Я тебя очень люблю. Ну, что же мы не едим! Вот вкусный-превкусный кусочек, на.
— Спасибо, Жанета, — подчеркнуто буднично ответила Эльвира. — Кусочек и впрямь на редкость вкусный.
— Неплохо быть королевой… — повторила Жанна, облизывая пальцы. — Знаешь, гости мне кричали: «Жизнь! Жизнь!» Уж не знаю, кто придумал. У них это как-то само собой получилось… Это будет боевой клич виргинской армии… а? Ой-ой-оой, — она потянулась и зевнула, — уже совсем светло, я же не высплюсь… Ты не уйдешь от меня никуда? На этой кровати мы с тобой два раза сможем поместиться…
— Ну куда же я уйду от тебя, беленькая моя?
Разумеется, она не выспалась. С девяти часов утра начались ванны, завивки и прочее. Жанну облачили в сверкающее платье белого шелка, натянули на руки белые кожаные перчатки до локтей, на плечи накинули короткий белый плащ с горностаевым подбоем. На пышно взбитых золотых волосах чудом держался маленький белый ток. Обряженная таким образом, она проследовала к парадным дверям, где ее усадили на белого, как молоко, коня, в сбруе, украшенной сверкающим серебром. Все было изящно и красиво, и все были изящны и красивы, но Жанна не ощущала изящества и красоты своего наряда своей лошади и своей свиты. Скучливым взглядом следила она за колыхающимися впереди копья ми, перьями и знаменами, и в этот миг менее всего чувствовала себя королевой.
Голова процессии тронулась. Позади Жанны ехали ее великолепные мужчины, все в темном бархате — герцог Марвы, принц Отена, граф Кремон — остальных она еще не научилась различать. На их фоне королева выделялась эффектным белым пятном.
Она пребывала все в том же скучливом настроении, пока процессия не перебралась на другой берег Влатры по наплавному мосту, разукрашенному стягами и гирляндами ветвей Здесь толпился народ. Как только Жанна показалась на набережной, раздались оглушительные крики: «Да здравствует королева! Жизнь! Жизнь!» Догадливый церемониймейстер уже успел распространить в городе, как именно следует приветствовать новую повелительницу. Сначала кричали специально нанятые люди, но их усилия были ничтожны: толпа, взвинченная атмосферой прекрасного солнечного дня, ярких красок, торжественной музыки — толпа, увидев беленькую хорошенькую девочку, с энтузиазмом присоединилась к клакерам, ибо для народа важнее всего зримый образ власти Чтобы народ самозабвенно преклонялся и трепетал от верноподданнических чувств, он должен видеть либо что-то очень внушительное, либо что-то очень красивое. Сегодня ему показывали красивое. Вся в белом, с золотыми волосами и голубыми глазами, Жанна была как небесный ангел, несущий людям свет, радость и жизнь. И народ самозабвенно кричал: «Жизнь! Жизнь!»
Увидев восторженные лица простого народа, мужчин и особенно женщин, девушка на белом коне словно бы проснулась. Приветственные крики зазвучали в ее ушах аккордами полонеза, танца королей. Это для нее весь этот праздник, это ее приветствуют все, это она над всем этим. Она поняла это не только разумом, но и всем сердцем, всем существом, она поняла, что все происходящее с ней сейчас — не сон и не бред, она самая настоящая королева, и так будет всегда. Она едва не закричала во все горло от восторга. Ей было трудно дышать.
Великолепные вельможи за ее спиной разбрасывали в толпу серебряные и медные деньги. Когда перед началом шествия ей предложили сумку с монетами, она сначала не поняла, что от нее требуется, затем покраснела, словно ей предложили нечто постыдное и резко отказалась. Нет, она ни за что не смогла бы бросать деньги народу. Это казалось ей отвратительным, и она рада была, что не видит этого. Ее волновали самые чистые и возвышенные чувства, и народ как будто бы понимал это. Громкими криками отвечал он на каждую ее улыбку, на каждый приветственный жест.
На нее падали цветы; она набрала уже целую охапку и показывала ее народу, который кричал все громче Маленькая маргаритка запуталась в ее локонах и щекотала ей ухо. Жанна не сняла ее.
Сначала она не видела отдельных лиц и предметов перед ней был просто овеществленный восторг. Но потом очертания стали более четкими, появились отдельные детали — сверкающие алебарды стражи, праздничные кружева на головных уборах женщин. На углу Цаплиной улицы и Дороги Мулов, на бочке, выкаченной из трактира, стояли в обнимку девушка с большим букетом белых лилий и парень в ярком камзоле, в шляпе с торчащим пером. Когда лошадь королевы поравнялась с ними, он, сорвав свою шляпенку, засвистел — и туча белых голубей взвилась в воздух, вырвавшись из чердачного окна. Все были в восторге от этой выдумки. Жанна безотчетно повернула коня в их сторону. Процессия смешалась; кто-то поскакал, чтобы остановить передних. Молодая парочка была сильно испугана, но Жанна не заметила этого.