Жанна молча перевела взгляд с лица на перчатку герцога, которую он изящно держал в левой руке, — он так и вошел с перчаткой. Рука у него сразу же затекла, и ему стало упорно казаться, что на перчатке дыра. Никакой дыры, конечно, не было. Жанна заметила его мучение и вообще перестала на него смотреть, но ему все еще было неловко — но уж с этим она ничего не могла поделать.
Изрядно помолчав, сеньор выдавил из себя:
— Этот господин… должен выйти…
— Вот уж нет, — раздался наконец королевский голос, — он останется. Говорите, что вам нужно, при нем.
— Как будет угодно Вашему Величеству…
— Какому еще «Величеству»? Вы что, смеетесь надо мной?.. Я ведьма, дьяволица… Впрочем, вас там ведь не было нынче ночью?
— Нет, нет, — в ужасе потряс головой сеньор.
— Вы упорно называете меня «Величеством», значит, для вас я королева… да? Так вот, нынче там показывали голую королеву… а это редкое зрелище… Но я дам вам возможно… Maestro, alzi il lenzuolo[97], — обратилась она к Кайзерини.
Тот протестующе выставил руки:
— No, madonna, che pensiero assurdo…[98]
— Alzi, per favore. Io voglio che lui lo veda[99].
Сеньор, не понимавший по-итальянски, с крайней тревогой следил за этим диалогом. Кайзерини поймал взгляд Жанны и улыбнулся:
— Ebbene sia, madonna[100].
Он шагнул к постели и откинул простыню, которой была покрыта Жанна.
— Зачем, зачем это?.. — плачевно закричал сиятельный герцог, закрывая лицо руками.
— Взгляните, сударь, это должно доставить вам удовлетворение. Ведь вы, я слышала, голосовали «за», так вот, смотрите…
— Нет… нет… я не могу… я покончу с собой… — хныкал сеньор, зажимая глаза. — Пощадите меня, Ваше Величество… пощадите… я клянусь вам… я не виноват… меня принудили… я не хотел… я не думал…
— Маэстро, накройте меня, — сказала Жанна.
Сеньор отнял руки, глянул щелкой глаза — слава Богу, королева была накрыта простыней, синий и багровый ужас пропал под белой тканью. Видно было только ее лицо, копну золотых волос и ладони, вывернутые кверху. Пора было изложить дело.
— Я уполномочен… Лигой Голубого сердца… объявить Вашему Величеству, что Ваше Величество… будете казнены мечом… через отсечение головы…
Он выговорил это и принялся вытирать лоб своей перчаткой. Не глядя на него, Жанна спросила:
— Когда?
— Завтра, Ваше Величество… в пять часов пополудни… у собора Омнад…
— Хорошо.
Лицо Жанны ровно ничего не выражало. Андреа Кайзерини застыл у ее изголовья, боясь дышать.
— Маэстро, — спросила Жанна, — смогу ли я завтра владеть ногами?
— Я надеюсь, мадонна, — прошептал он.
Сиятельный герцог не уходил. Он еще не все сказал. Собравшись с духом, он выговорил:
— Мне поручено также… выслушать последнюю волю Вашего Величества…
— А, — сказала Жанна, — ну конечно. Передайте герцогу Фраму, что я его благодарю. Он поймет. Запомнили, сударь? — Жанна посмотрела в глаза сеньору. — Только передайте ему это лично, с глазу на глаз. Вы запомнили? Ему лично, всего три слова: я вас благодарю. Так и скажите.
Сеньор усиленно кивал.
— Затем, я хочу, чтобы в соборе спели Большой Реквием. Я желаю присутствовать на собственном отпевании. Вот и все.
Сеньор вхолостую раскрыл рот.
— А, духовник… — сказала Жанна. — С чемианцами разговаривать не желаю. Я королева, и я сама дам отчет Господу Богу о своей совести.
Герцог перекрестился. Жанна повернула голову к стене, давая понять, что больше им говорить не о чем.
— Я все исполню, Ваше Величество…
Ему хотелось поцеловать ей руку, но он не смел. К тому же рука была повернута ладонью вверх. Он сделал еще один придворный поклон и, пятясь, неловко выбрался из комнаты.
— Маэстро, вы заснули? Не пора ли делать массаж?
— Простите, мадонна… уже пора, вы правы.
— Мне показалось, что вы плачете?
Кайзерини промолчал. Скинув с нее простыню, он тылом руки смахнул со щек слезы и принялся за работу. Так ему было легче: он был занят делом. Жанна изредка постанывала, но он энергично растирал и массировал ее вспухшие, посиневшие голени. Затем стал втирать какие-то мази. Наконец проворчал сквозь зубы:
— Это не казнь — гнусное убийство… Без всякого суда, без процедуры…
— Маэстро, маэстро, — сказала Жанна в подушку, — что вы говорите? Процедура как раз имела место… а над чем же вы сейчас трудитесь?.. Ах, как хорошо вы это делаете… Еще потрите поясницу, где почки… ох… как славно… О чем вы там еще говорили? Суд? Какой еще суд? Вы не дворянин, это сразу и видно… Рыцарское слово — вот и весь суд… Нет, я-то на них не в обиде. Еще, еще положите мази на лопатки, я хочу все-таки полежать на спине… Судят воришек, смердов… и вообще вся юриспруденция выдумана людьми, никогда не державшими в руках меча… И я, была бы моя сила, просто велела бы всех этих господ перерезать, и все…