— Мадонна, вы клевещете на себя. Вы — гуманистка, образованная женщина…
— Я прежде всего дочь моего отца. С годами я ощущала это все сильнее. А его называли ниспровергателем баронов. Так-то, маэстро. А впрочем… ой! а впрочем, не верьте мне, маэстро… А-ай!.. плечи болят ужасно… м-м-м… потише, пожалуйста…
— Потерпите, — бросил Кайзерини. — Не стесняйтесь кричать, мадонна, вы этим даже поможете мне. Так. Руку в сторону…
— Аа-ай!
— Ничего, ничего… Momento… А, вот вам уже и легче… правда? Cospetto[101]! — вдруг яростно выругался он, — вы терпите все это единственно ради того, чтобы завтра взойти на эшафот! Крокодилы, хоть бы день еще подождали!.. И я стараюсь ради того же!
— Старайтесь, маэстро, старайтесь. Не могу же я допустить, чтобы они тащили меня… Ооо! Проклятье, вы хуже всякого палача!
— Больше не будет больно, мадонна… конец… Вот… все готово. — Он рукавом вытер пот со лба. — Угодно, я переверну вас на спину?
— Да. Я попробую посидеть. Положите мне подушек под спину. Ага… Ну вот… хорошо. Теперь позвоните бегинкам. Пусть дадут обедать.
Бегинки кормили ее с ложечки, поили бульоном, держали перед ее ртом цыплячьи ножки, которые она с аппетитом обгрызала. После обеда она вытянулась на спине и задремала, провалилась в черную яму.
Долго ли она спала так, без сновидений — она, конечно, не знала. Поэтому, когда в черноте стали обнаруживаться предметы, она была уверена, что они появились сразу, как только она закрыла глаза.
«Сначала появился тонкий светлый блик. Затем его продолжение — мерцающие узорные выпуклости. Ах, это же раздувальный мех с медным носиком, на нем дрожат блики огня. А вот и огонь — красные угли среди черноты, и на красном — черные, страшные предметы, предназначенные для того, чтобы хватать, стискивать, выкручивать и рвать. Все это железо постепенно наливается краснотой, становится темно-малиновым, цвета моих кошмаров. Но его все-таки отлично видно, красное на красном, на раскаленных, с прожилками пламени, угольях.
Почему мне так больно сидеть — ведь я сижу на гладком. Больно, тепло и липко. Это моя кровь. Я сижу на собственной крови. Яков… это королевская кровь, осел…
И спине больно. Ведь она уже не прижата к адскому креслу. Что-то другое… ткань… проклятье! Это рубашка красного дьявола, он сидит за моей спиной и держит меня, прижимает к себе…
Руки. Сильные, огромные кулаки в перчатках из грубой рыжей замши, с толстыми швами. Красное на черном. Эти руки поворачивают винт.
А-ах… Чемий, будь ты проклят! Издохни! Чемий… ааа!.. покажи мне свое лицо! Трус! Ты боишься меня… ооо!..
Две руки в перчатках с усилием поворачивают винт, внизу, там, где мои ноги. Короткие перчатки, а дальше — проклятые, бурые, волосатые руки, все в буграх мускулов. Эти руки поворачивают винт.
Это невозможно вынести, сейчас я во всем признаюсь…
Лианкар… издохни! Ты подохнешь. Иуда!.. Ааа!.. Все равно я ни в чем не признаюсь… все ложь!.. Ложь! Ложь!..
Боже, как мне больно. Боже, избавь меня, сделай, чтобы он не поворачивал винта… Ты же видишь, он опять повора… ааа!!.. Так ты заодно с Чемием, ты, всеблагой и всемилостивый Бог?.. Ведь ты же видишь, это все ложь, это он сам выдумал, я не могу признать того, чего нет… Аааа!!.. Будь ты проклят, Господи!..»
— Что это, что?
— Мадонна, я разбудил вас. Вам нельзя еще лежать на спине, вы Бог знает что кричите.
— Оботрите мне лицо, маэстро… Вот так. А теперь… помогите мне перевернуться на живот.
В караулке загромыхали, загалдели — гвалт возник как-то сразу. Кайзерини встрепенулся. Жанна осталась безучастна.
Из общего гомона выделились отдельные фразы:
— Я послан лично баронетом Гразьена, что? Вас не убеждают мои полномочия? Сто чертей вашей матери, где же ваши офицеры? Ни одного грамотного болвана! Молчать! Да знаешь ли ты, кто я такой? — Послышались металлические удары, это пришедший бил себя кулаком в кирасу. — Я капитан де Брюан… кто сказал Брюхан?! Авель, пистолеты!
Кайзерини тихонько сказал:
— Этот капитан явно хочет нанести вам визит, мадонна.
Жанна не ответила, но покивала ресницами: да, очень хочет.
Между тем визитер уже протискивался в дверь. За ним металось перекошенное лицо сержанта. Незнакомец хлопнул его по носу перчаткой.