Капитан Муал открыл глаза и перевел себя в сидячее положение.
— Излагаешь ты хорошо, — сказал он, — но почему ты так хлопочешь вокруг этого дела?
Бродяга ощерился.
— Я скажу вам всю правду… — зашипел он. — Я жажду мести. Я хочу видеть голубую кровь этой подлой суки… Я был у них лакеем, и за какой-то пустяк она велела меня высечь и выкинуть за ворота, в чем был. Это было зимой. Я не ел три дня, пока не набрел на ваш отряд. Я все ждал, что вы пойдете на них, но вы почему-то медлили… — Капитан ухмыльнулся. — Ну что же, говорил я себе, подожду. А теперь вы уходите, и уходит мой самый последний шанс… — Его трясло от страсти.
— Ты хочешь отомстить, а мы при чем? — лениво спросил Муал.
— Так вам же будет и удовольствие, и польза, и почет, вам будет все! — закричал Фансх, близкий к истерике. — Там отличные бабы, сливочные дворянки, mimsxe-n atxlaxa-n[16], — внезапно перешел он на фригийский, но сразу спохватился. — Там и золото есть, и всякое добро! Все это будет ваше! А в Мрежоле вы будете покрыты славой превыше всех! Все это бабье — против Лиги, вырезать их — благое дело!
— Мда, — сказал капитан. — А ты уверен, что нет солдат?
— Боже мой, да там несколько лакеев, на что они годны?! Один только человек хорошо владеет оружием — это егерь. Да еще есть псарня, полная собак…
Окружающие расхохотались.
— Псарня? Сколько собак-то? Больше полсотни? Гу-гу-гу, га-га-га! Теперь понятно, почему графиня Демерль ни черта не боится! Ну, Рванина, увеселил!
Фансх лихорадочно шарил глазами по лицам, оценивая настроение. Оно складывалось в его пользу. Лейтенанты, дворяне и простые стрелки, незаметно для себя сгрудившиеся вокруг капитана, плотоядно улыбались и потирали руки.
Оценивал настроение и капитан Муал. У него, в отличие от Фансха, были кое-какие сомнения.
— Послушайте, господа, — криво усмехнулся он, — а вам известно, что фамилия графов Демерль записана в Золотой книге?
— Плевать, в какой книге она записана! — в один голос рявкнули Гемтон и Спланк. — Принцепс перепишет все книги заново!
— Ур-раа! — воодушевленно заревели остальные. — Вперед, на Демерль!
Муал поднялся на ноги, поправил боевой пояс. На губах его все еще кривилась какая-то странная усмешка.
— Дорогу-то ты знаешь?
— Конечно, сударь. — Фансх преданно смотрел ему в глаза. — К полудню будем в замке, даже если пешком.
— Ну что же, господа? — сказал капитан. — Рискнем, а?
— Если он не врет, то риска никакого нет, — холодно отозвался Гемтон. — Мы только теряем время.
— А, видно, так хочет Бог! Берите!
Капитан протянул Гемтону раскрытую ладонь. Тот подал ему руку, на их сжатые руки легла рука Спланка, на нее — еще рука, и еще, а те из шестнадцати дворян, кто не поместился в круг, положили свои руки на плечи тех, кто был в круге. Такова была принятая в Кайфолии «прочная клятва» — по сути дела, круговая порука в самой буквальной ее форме.
— Видно, не зря я взял тебя, — сказал капитан Фансху, державшему его стремя. — Ты мне определенно нравишься… — Он утвердился в седле и зычно крикнул: — Эй, волки, в поход! По дороге в Мрежоль мы завернем пообедать к графине Демерль и спросим ее, признает ли она Лигу и Принцепса!..
Лицо графини выразило прежде всего гнев: какое неслыханное нарушение этикета! Егерю вообще не подобало входить сюда. Все же она не прерывала его, пока он не кончил.
— Лигеры? — сказала она — Ты с ума сошел, любезный.
— Самые настоящие лигеры, клянусь вам, ваша светлость! Прикажите поскорее закрыть ворота и поднять мост…
Изабелла и Анна побледнели и выронили пяльцы.
— Матушка, мы погибли, — прошептала Изабелла.
— Вздор, — хрипло сказала графиня.
Снаружи прогремело два выстрела.
— Поздно! — отчаянно закричал егерь. — Спасайтесь, ваша светлость! — И он выскочил из комнаты как угорелый.
Чинная тишина замка была осквернена криками отчаяния, переходящими в пронзительный визг. Анна громко заплакала. Графиня, живее, чем ей подобало, подошла к окну.
«Ничего не понимаю. Бред какой-то. Кто сошел с ума — я или они? Как они посмели? Как они посмели?..»
Двор наполнялся всадниками и пешими самого разбойничьего вида. У всех на одежде краснели пятиконечные кресты с голубым сердцем. Они валили через ворота уверенно и нагло, как к себе домой, что-то кричали, по-дурацки палили в воздух… Графиня несколько времени зачарованно смотрела на них.