Выбрать главу

Насколько проще было бы все, если бы Эльвира тоже завела себе любовника! Вокруг нее увивались десятки молодых людей, лучших кавалеров Виргинии, Польши, Венгрии; не последними были и македонцы из свиты герцога Лива, истые херувимы душой и телом. У нее был богатейший выбор! Но Эльвира оставалась чиста и холодна, как весталка, и в этом Жанна видела вечный молчаливый упрек себе.

Другое дело — Анхела де Кастро. Ее шевалье Сивлас, чудом уцелевший в самой страшной схватке битвы, снова был с ней; Жанна пожаловала его чином лейтенанта, деньгами — они с Анхелой были счастливы, как птицы. Сердце радовалось глядеть на них.

Наконец, как-то вечером, Жанна решительно задержала Эльвиру в своей спальне.

— Герцог Лива очень мил, — с вызовом сказала она. — Он красив, как Аполлон, и отлично умеет любить… Что ты имеешь против него?

— Что же я могу иметь против него, Ваше Величество? — невольно вырвалось у Эльвиры.

— Как ты сказала?

Эльвира сама испугалась не на шутку. Девушки постояли, глядя друг на друга, потом кинулись друг другу в объятия Минуты две, давясь плачем, они повторяли: прости меня, прости меня. Наконец Эльвира страстно крикнула:

— Жанна, прогони его!

Жанна, спрятав лицо у нее на груди, сбивчиво оправдывалась:

— Мне очень плохо, Эльвира, черненькая моя… Это выше моих сил… Не понимаю, что со мною… я стала, как волчица… Не нужен мне совсем этот македонец… он противный, глупый, как кукла… Его я хочу, только его… Я прогоню македонца, скоро прогоню, ты потерпи немножко… Не укоряй меня, Эльвира, сестричка моя… Домой надо ехать, в Толет… Здесь и воздух какой-то вредный…

— Ну не плачь, Жанета, не плачь, мое золотое солнышко…

— Эльвира… нет, нет… не отнимай рук… Не покидай меня… Я его хочу, за него не укоряй меня… прости меня… Скажи, ну скажи, прощаешь?

— Да, Жанна, да… ну, будет, будет… Люби его, я же… Ну, голубушка, верь мне…

— Он приедет… можно?

— Да, Жанета, милая, родная, да, да…

Душевная связь была восстановлена. Это далось обеим с большим трудом. Жанна все-таки спала с герцогом Лива еще раз, последний. Наутро, во время королевского выхода, она при всех заявила македонскому Ахиллесу:

— Месье, мы несказанно благодарны вам за вашу доблестнейшую службу. Немедля отправляйтесь в Толет и ждите там моей награды. Вы получите ее из моих рук. Я вечно буду помнить вашу услугу, месье.

Каноник ди Аттан отлично владел собой — недаром же в Коллегии Мури он обучал других именно этому искусству.

— Мир вам, отец мой. Вас никто не видел?

— Никто, если не считать моего провожатого.

Каноник ди Аттан осенил себя крестом.

— Слава Богу. Это мой человек: он глухонемой и понимает одного меня… А вы как поняли его?

— Признаюсь, я не подумал, что он глухонемой Он подал мне монету, а когда я указал ему на церковную кружку, он весьма искусно сделал пальцами мурьянский знак, и я, не задавая вопросов, последовал за ним.

— Я позвал вас вот зачем. Как вам известно, две недели назад Иоанна ди Марена арестовала епископа Дилионского. Вчера вечером я получил достоверное подтверждение ее намерения арестовать и его преосвященство…

Басилар Симт также превосходно владел собой:

— Это значит только то, что наша версия правильна. На это не решался даже узурпатор Карл…

— Вы говорите, как прирожденный квалификатор, отец… Однако положение таково, что арест угрожает и мне.

— Вы допускаете…

— Я допускаю все, отец мой. Но вам арест не угрожает. Никто не видел, как вы ходили ко мне, вы были связаны только со мной, а за себя я вполне могу поручиться. Поэтому нам надо кое-что сделать, чтобы ваше имя было совершенно чисто. Все листы, что вы здесь писали, вы возьмете с собой и будете хранить у себя… кроме одного листа… списка лиц, сопричастных преступлениям Иоанны ди Марена… вот он. Сейчас я перепишу его своей рукой, а это мы уничтожим…

Каноник ди Аттан проглядел список дважды и поднял глаза на Басилара Симта.

— Отец, он не полон. Как вы могли забыть герцога Марвы?

— Я подумал…

— Я знаю, что вы подумали, отец. Именно поэтому его место третье, сразу после девиц Иоанны ди Марена… И преступления куда как ясные: первый советчик и пособник Иоанны ди Марена, вероятно, скрытый католик, жизнь ведет свинскую и эпикурейскую… все это правда, не так ли?