Конь оказался спокойным. Шэрра запрыгнула в седло сама — сопротивление всегда было глупым, особенно если имеешь дело с Вечным, да ещё и с магом. Он и солдат этих не боялся; при прикосновении к чужой палице, как к чужой личности, люди обычно умирали в конвульсиях. Их пронзала невообразимая боль. Но то ли у солдат не было души, способной хоть на что-то, то ли её не осталось у Рэна — кровь на его руках на самого мужчину никакого впечатления не произвела. Ведь он не дурак и отлично знал, что так будет — тем не менее, словно сделал вид, что для него это особого значения не имело.
Или так было на самом деле?
Солдаты к ним, разумеется, присоединились. Эльфы молчали; они ехали за спиной Вечного, с каждым поворотом отставая всё больше и больше.
— Какова их цель? — не выдержав часов тишины, спросила Шэрра.
Было холодно; она подумала, что, наверное, не лучший способ вырваться из обыденности и мрака дней — отправиться к королеве Каене. Может, попробовать убежать в Златой Лес, сбиться с относительно безопасной дороги? Но ведь граница всё равно не выпустит её на свободу, а значит, она умрёт от рук Её Величества или Тварей Туманных. А какая разница, каков вариант выбирать?
Выживай, пока есть шанс. Тяни время. Златое правило Златого леса.
— Королева Каена не переносит ведьм в своём государстве, — сухо ответил Роларэн. — Будь то Вечный или какая-то девочка из леса.
Она содрогнулась. Разумеется, королева Каена не могла отправить кого-нибудь за нею. А это свидетельствовало только об одном — если б она тогда не колдовала, то и сейчас мало интересовала бы Её Величество. Или нет?
— Ты ведь не служишь ей, — наконец-то промолвила эльфийка. — И пришёл сюда не за мной.
— Я возвращаюсь к подножию трона Её, — фыркнул Рэн, и в его голосе отчётливо слышались презрительные нотки. — Почему бы по пути не отыскать для Королевы игрушку забавнее, чем сухой и костистый Вечный?
— Нет ничего забавнее, — хмыкнула Шэрра в ответ, — чем вымирающие виды.
— Разве что вымирающие бессмертные виды, — эльф даже не содрогнулся. Те, что ехали за их спиной, наверное, слышали каждое слово, пусть и делали вид, что отдаляются, или, может быть, девушка была слишком высокого о них мнения? Так или иначе, это не имело большого значения.
— А королеву, — она вдруг бросила на него быстрый взгляд, словно собиралась спросить что-то страшное, то, о чём ни один разумный эльф не решился бы говорить вслух, — можно убить?
Роларэн вздохнул.
— Убить можно всех.
— Тогда почему, — она обернулась на эльфов-стражей, что должны были их сопроводить, — этого никто ещё не сделал?
— Потому что все, кто видит в Каене кровавую королеву, способную умертвить весь мир, видят в ней угрозу, не способны и пальцем пошевелить, чтобы навредить ей, — Рэн казался таким спокойным и равнодушным, словно к нему это не относилось. — А тот, кто способен это сделать, увы, не замечает ни крови, ни боли. В его глазах она — лишь маленькая девочка, которую недостаточно сильно любили в детстве.
Шэрра умолкла. Видеть в Каене ребёнка? Разве существовал кто-то, кто был на это действительно способен? Она очень сомневалась, что их королева когда-то была беззащитным маленьким существом; только отвратительной, гадкой эльфийкой, что не способна ни на доброту, ни на милосердие. Сумасшедшая убийца — вот кто такая Каена Первая! И если Рэн допускает, что в ней было ещё что-то, он сам, наверное, не до конца в своём уме.
Впрочем, как она ещё может в подобном сомневаться? Ведь этот мужчина, способный победить Тварь Туманную — остановить её, вскинув руку, — всё ещё возвращался к королеве. Последний Вечный! Поддавался ли он тому страху, что и все остальные? Был кем-то третьим?
Или это он видел в Каене маленькую девочку?
— А ты?
Он не обернулся, но спина вдруг стала ровнее, твёрже, словно мужчина внезапно вспомнил о чём-то, что пугало и его. Сбрасывало эту до бесконечности равнодушную маску.
— Я — и то, и другое, — наконец-то ответил он. — Смотря как ты бросишь монету на этот раз.
— Так нельзя. Нельзя видеть в ней и ужас, и ребёнка, — возразила девушка.
— Можно. Во всех можно. Ты тоже кошмарна, — осклабился эльф. — Но ты хочешь быть свободной. Мне нравятся те, кто мечтает о свободе…
Шэрра не стала возражать. Он мудрее, он прожил на этом свете довольно долго, чтобы делать выводы и навязывать своё мнение остальным. И ей следовало бы просто кивнуть, соглашаясь — если б только она могла!
— Ты задаёшь мне вопросы, — внезапно промолвил мужчина, словно надеясь прервать воцарившуюся тишину. — Ты не дрожишь. И ты едешь к Королеве Каене.
— Ведь ты меня помнишь?
Он коротко кивнул.
— Помню. Я хорошо запоминаю одарённых, — он обернулся в последний раз на эльфов, что сопровождали их.
— Далеко до столицы?
— Два часа. И две смерти, — ответил он то ли загадкой, то ли так прямо, что она была не способна понять это.
И он был, несомненно, прав. Потому что эльфы, что должны были сопроводить их в королевский дворец, к Её Величеству Каене Первой, не дожили до камней Пылающего Пути и не переступили порог столицы. Но, разумеется, он не был провидцем. Смерти к его несуществующему дару видеть будущее не относились. Может быть, разве что немного — всегда выполнять всё, что даже мысленно себе же и обещает.
И он был, несомненно, прав. Потому что эльфы, что должны были сопроводить их в королевский дворец, к Её Величеству Каене Первой, не дожили до камней Пылающего Пути и не переступили порог столицы. Но, разумеется, он не был провидцем. Смерти к его несуществующему дару видеть будущее не относились. Может быть, разве что немного — всегда выполнять всё, что даже мысленно себе же и обещает.
Год 120 правления Каены Первой
Громадина Тони умел брать своей богатырской силой. Он, такой огромный, что, наверное, плечи и не объять руками, взмахнул мечом, раскручивая его, словно тут был пёрышком, и ринулся вперёд, в атаку. Несомненно, столь грозного соперника испугался бы каждый — и он нападал, заранее уверенный в собственной победе. Не было равных Громадине Тони из тех, кого Академия набрала в этом году.
Мастер не сдвинулся с места. Меч замер в сантиметре от его шеи; Тони запнулся и отступил на шаг в сторону.
— Почему ты остановился? — строго промолвил мужчина. — Нападай.
Парень только пожал плечами.
— Я отрублю вам голову, — отметил он. — Это не исцелят даже первые маги Академии.
— Я — первый маг Академии, — сухо отозвался тот. — Ты доведёшь свой удар до конца.
Тони отрицательно покачал головой. Убить человека, который даже не пытается обороняться, для него, может, и не было такой уж проблемой. Но убить Мастера, после нескольких недель обучения, он уже просто не мог. Было что-то во взгляде этого человека, что не позволяло закончить удар.
Он вновь прятался за чёрными тканями отвратительной мантии. Не открывал собственное лицо, вероятно, потому, что сам этого не хотел. И, может быть, Тони и мечтал изрезать его на куски — если б только Мастер хотя бы попытался сражаться. Но нет. Каждое занятие он вызывал одного из них, приказывал выбрать оружие и убить. И никто не смог этого сделать. Никто не закончил удар, не довёл дело до толку.
Определённо, если бы здесь был Миро, он выполнил бы добровольный приговор без минуты сомнения. Но ученики не могли.
— Когда эльф будет стоять напротив тебя и смотреть своими невинными ясными глазами, — сухо провозгласил Мастер, — ты тоже предложишь ему защищаться? Ты позволишь врагу взять оружие в руки, прежде чем наконец-то убьёшь его? В войне с теми, кто сильнее нас, не может быть праведности и чести. В войне вообще этого нет. Если ты хочешь убить хотя бы одного эльфа в своей жизни, то должен не задумываться. Ударить. Потом вспомнить о том, как надо было бить. Или, когда к тебе подойдёт королева Каена, ты позволишь себе миг промедления?
Тони промолчал. Он всё равно не был способен ударить беззащитного человека, зная, что это — друг. Он смотрел на Мастера и, вопреки всей своей былой ненависти к нему, не мог и пальцем пошевелить во вред. Откуда взялось это чувство безграничной преданности к тому, кого и вправду следовало бы изничтожить?