До материка ей пришлось добираться на корабле — душный трюм, два ряда коек, теснота, качка, угрюмые и любопытные взгляды. К счастью, морская болезнь вскоре сбила с ног праздных зевак, а когда те поднялись — на горизонте уже показался берег. В Бристайле Тильда провела ночь, а наутро уже тряслась в дилижансе в сторону Лунных гор. Через перевал предстояло перелетать на драконе, и эта часть дороги пугала женщину больше всего. Но облезлый, беззубый от старости ящер, оказался скорее жалким, нежели жутким. А густейший туман над горами не позволил ничего разглядеть.
Разочарованная Тильда высадилась в Арраске — если верить рассказам мамы, дальше следовало ехать верхом, а последние мили — от гостиницы «Чудо света» — идти пешком по горным тропам. Ослик стоил недорого, и освоиться с ним оказалось просто. А вот по поводу троп местные жители путались, то и дело протягивая руку за «сахарком» — мелкой монеткой для облегчения воспоминаний. Хорошо, что в книжной лавчонке нашелся ветхий путеводитель. Маршрут и вправду выглядел нелегким, но Тильда трудностей не боялась. Она навьючила на ослика полог из просмоленной ткани, запаслась провизией, подбила шипами прочные башмаки и под удивленными, настороженными, а то и насмешливыми взглядами зевак выехала из города. Запущенная дорога с ямами, валунами и колючими кустами (которые так нравились ослу) не выглядела тропой к волшебному замку.
Гостиница «Чудо света», наоборот, оказалась бойким местечком. Кого там только не обреталось — бродячие престидижитаторы и их голодные обезьянки, золотоискатели, которых манили горные речки, толстый торговец скотом, тощий как жердь фармациус, ищущий редки корешки. Бодрый толстяк хозяин успевал найти словечко для каждого гостя, предложить одному пива, другому баранины с чесноком, третьему — подходящего покупателя на меха или красную соль. Вот только вопрос про Кандару его не порадовал — упитанная физиономия вмиг скисла. Был, мол, такой замок. Чуть папашу моего не пустил по миру.
Раньше, мол, со всего света гости съезжались посмотреть на красоту неземную, а однажды зимой — мне десятый годок стукнул — что-то в Кандаре вдруг бухнуло, ахнуло, полетело в разные стороны, зарево на полнеба поднялось — и от красы камня на камне не осталось. Говорили, дракон прилетал памятью поделиться, аж с начала времен — вот замок и лопнул. Болтали, волшебники там драгоценную книгу сожгли и давай молниями швырять друг в дружку со злости. Шептались, убил, мол, в бальной зале один злодей невинную девушку, кровью разрушив чудо… В общем, кончился замок. Пастухи из деревни ходили по развалинам шариться — судачили, там золото, каменья бесценные. С пустыми руками вернулись — все сокровища Кандары исчезали, стоит вынести их из замка. Год прошел, другой — и народ перестал ездить. Кому охота день по снегу над пропастями карабкаться, чтобы на груду камней поглазеть. Папаша мой обеднел, запил с горя. Мне пришлось с малых лет трудиться, как извините, ослу вашему, не покладая рук. Только-только дела на лад пошли… А пробираться в Кандару — воон тем ущельем. Ветра нет, земля сухая — аккурат за денек и дойдете, если оно вам нужно. Поверьте, тетушка, не на что там глядеть.
«Хорошо, хоть матушкой не назвал» фыркнула Тильда. Заведя ослика в конюшню, она велела подсыпать ему сечки, расседлать, сгрузить сумки, заплатила за комнатку, наскоро переоделась в перешитый мужской наряд и подкованные башмаки. Кажется, она опоздала лет на тридцать, оставалось лишь поставить для себя метку «сделала всё, что могла». Так, однажды весной она билась с подмерзшими яблонями — обрезала усохшие ветки, подливала навозной жижи к корням, чертила на коре живительные руны и пела в саду. Три дерева из четырех погибли, одно осталось бесплодным, не принося по осени и десятка яблок — правда, те, что вызревали, оказывались на редкость вкусны, но Самуэль всё равно ворчал, раз за разом предлагая спилить пустоцвет.
Дорога петляла, как нитка, то расстилаясь по склону, то забирая высоко в горы. В начале пути по обочинам зеленели заросли дикой сливы и можжевельника, за бурливой и шумной речкой лес кончился. И следы человека тоже. От висячего мостика уходила утоптанная тропа вправо, на овечьи пастбища, но Тильде нужно было вверх, по каменистой стежке. Стало холодно, женщина закуталась в плащ. К счастью ботинки не скользили, карабкаться в них по камням оказалось удобно. Неожиданно Тильда почувствовала острое счастье — вот она совершенно одна карабкается по горному склону, вокруг облака и снег, над головой, раскинув крылья, зависла птица, чистый воздух переполняет легкие. Пришла свобода полета — так бывает иногда в танце, когда, выскочив на середину площади, забываешь обо всем, кроме ритма и стука ног. Опьянев от свободы, Тильда рванула ленты и распустила пышные волосы — первый раз с пятнадцати лет при свете дня. В полдень она присела на камни перекусить хлебом и козьим сыром, полюбоваться, как густой синевой наливается низкое небо и облака шествуют по нему, словно шхуны под парусами по взморью Рока. К вечеру усталость дала о себе знать: заныли ноги, закололо в груди, узелок с провизией стал оттягивать плечи. Но Тильда шла так же ровно — на чистом упорстве.