Королевна
Хрустя суставами, пожилой мужчина неуклюже сел перед костром. Приятное тепло окутало его тело легкой и едва уловимой вуалью. Сухие ветви трещали в унисон со стрекотом сверчков. Было нечто волшебное в сегодняшней ночи. Старику вручили бандуру - шершавыми пальцами он коснулся местами протертой деревянной ручки и медлительно, как присуще пожилым людям, притянул к себе. Инструмент с каждым разом становился все тяжелее и тяжелее, благо у старика был поводырь - мальчик с приятным звонким голосом. Мужчина никогда не видел его, ибо был слеп. Знал лишь, звать величать его Гудим, а приехал тот из-за бугра, из далекой-далекой страны, название которой слишком трудно упомнить. Собрался люд вокруг странствующего бандуриста, и слышал тот множество юных голосов, перекликающихся между собой, звонко смеющихся, веселящихся, ожидающих песен и давних историй. Когда-то он так же был молод и полон сил, пылкий и любознательный, но годы минули, а с ними и жизнь угасала в сердце. - Деда, расскажи историю, ту самую, про королевну! - детский голосок, похожий на перезвон колокольчиков, обратился к слепцу, и мужчина, улыбнувшись почти беззубым ртом, принялся перебирать струны. - Внимайте! - его гулкий бас разнесся по всей поляне, даже самые говорливые ребята умолкли. - Сказ поведаю сей о прекрасной соколиной королевне и стервятниках, разворошивших птичье гнездо. Некие поговаривают, правдивая она, история, другие же не верят. Правда или быль - решать вам.
***
Многие годы назад, покуда королевством правила некая семья, и фамилию сложно упомнить, у престола стоял король-тиран, известный своей жестокостью, пожалуй, во всем государстве. И была у него дочь краше и прелестнее всех на белом свете. И величали королевну Драгомира, любили ее придворные и слуги, да никак не могли уразуметь, отчего же у тирана такая милая дочурка. Невзлюбил король свою дочь, ибо все восхищались ею - после смерти супруги выставил шестнадцатилетнюю королевну за врата в пору весенней холодной ночи. Долго она петляла темными одинокими улицами: стерла ноги босые в кровь, набрела на богом забытую окраину с только-только пробуждавшимися полями и маленькими глиняными домишками, раскинутыми вдоль протоптанных путей. Тонкое шелковое платье с вышитым на рукавах вереском едва ли согревало промерзшее до костей тело. Без сил ступать дальше, присела королевна на землю близ чьего-то владения, уткнулась носом в колени и горько заплакала, взывая молитвами к маменьке. И было так: юноша, не желавший засыпать, услыхал, как некто скулил вместе с ветром. В ночную пору в темном окошке зажглась спасительная свеча, вышел сокол на холод собачий да опешил - перед ветхим деревянным забором сидела полураздетая девица в тонюсеньком платье. - Кто тут нынче будит людей в округе? - спросил он, подойдя ближе. - Заходи, давай, гостьей будешь! - Гостьей? - хрипло спросила она, осторожно глянув на спасителя. - Совсем простудишься! Наверное, на земле спать удобнее? - юноша вопросительно пожал плечами и громко рассмеялся. - Ну, чего сидишь, стесняешься, как барыня на выданье, идем, - он схватил ее за ледяное запястье и потащил в дом. - Красивое платье, никогда не видал таких у местных девчат, ты наверное... - весело начав беседу, он резко повернулся к ней, оборвав фразу на полуслове - девушка, вскинув руки, пала к его ногам. - Как мне благодарить тебя, добрый человек? Если бы не ты, не видать мне рассвета и нового дня, - пролепетала она, хватаясь за его ночную рубашку. - Встань! О боги, чего удумала! - он закатил глаза. - Негоже вымазывать в пыли такое прелестное платье. Юноша присел на корточки и поднес свечку - осветил заплаканное лицо девицы, свалившейся на голову, как снег поздней весной. Королевна прищурилась - незнакомец был приятной наружности с большими сонными глазами и русыми патлами, торчавшими во все стороны. - И как так сталось? - Папенька выставил, - промямлила она, а затем потупив взгляд, добавила: - Драгомира звать меня, а тебя, добрый человек? - Горислав я, - юноша вскочил на ноги. - Оставайся тут до утра, а там решим, что с тобой делать, - он махнул рукой на гостью в шелковом платье, едва прикрывавшем колени, и поплелся в кровать. - Ложись у печи, быстрее согреешься. Растроганная добротой незнакомца, встала королевна засветло, навела порядки. Проснулся юноша да удивился - не узнал свою обитель, так в ней было светло и чисто. Думал, не иначе, а сон приснился, да выглянув в окно, узрел красавицу, беззаботно плясавшую в утренней росе. И спохватился он, решил отблагодарить, да сделал лучшее, что мог: подхватил бандуру, едва ли слышно ступил на землю и провел рукой по натянутым струнам. Отныне стало так: радовала глаз королевна, помогала по дому и вышивала гладью соколиные перья на сотканных платьях. Полюбилась девица ему, а он ей. И каждое утро можно было слышать прелестный девичий голосок, вплетавшийся в мелодию бандуры. Собирался и люд с полей поглазеть на сие. Нравилась им незнакомка, прослыла в округе певуньей распрекрасной, такой, что по слухам могла затмить любого придворного мастера над голосом. И урожаи собирались лучше, и земля родила богаче, и процветало добро. Ей ли было не знать, что случилось сие, да не с ним и не с ней, а с некто иными; что папенька однажды возвратит изгнанницу-королевну, коль отыщется достойная партия; что житья ей не дадут, ибо матушки более нет, и вся она во власти отцовской. Но продолжала та жить в неведении, вечерами перебирала волосы любимого сокола, а он пальцами огрубевшими цеплялся за шелковые рукава. Так было хорошо королевне, не стала она раскрывать своего происхождения. Минули дни, минули ночи, лето сменила золотая осень, а затем пришла белоснежная студенная зима. Засыпало дороги снегом, укрыло поля и деревья. Понадеялась королевна, что зимушка упрячет путь-тропу. Да прознал негодяй-отец, что некая девица стала любимицей округи, и вызвал лучших ищеек, чтоб вынюхали те певунью да привели в замок на потеху королю, ибо негоже кому-либо распевать песни полной луне, а не златой короне. И отыскали таки, пронюхали, доложили, что девица та - ни кто иная, а изгнанная дочь. И только вести дошли до короля, приказал он выслать грамоту, а с ней гонца, дабы королевна самовольно подобру-поздорову явилась в отчий дом и воспевала акапеллу на радость государя.