Той ночью он снова долго сидел у огня, глядя на белый дым своих цветов, просвечивающий живым пламенным золотом, и снова ждал, уже не очень надеясь. И она пришла. Пришла к нему, рожденная из пламени, и он помнил холод и жар ее кожи на своей, и ее тело покрыло его, как вода, принимая его в себя, лаская, сжимая, и он тонул в живой воде ее поцелуев до утра. А проснувшись, увидел красный след ожога на правой руке, вытянутой к угасшему уже очагу.
Комментарий к Часть 1
Саша, я и Ори вновь передаем тебе спасибо за чудесное стихотворение:)
========== Часть 2 ==========
На следующий день Фили рассказал Ойну, что жизнь вот так украдкой возвращается в немую его руку, и спросил, не значит ли это, что он еще может излечиться. Лекарь долго медлил с ответом.
- Все может быть, - сказал он наконец. - Мне и не такие чудеса исцеления видеть доводилось.
- Так значит, что-то можно сделать? - обнадежено воскликнул Фили. - Есть у тебя травы какие-нибудь или мазь?
Ойн усмехнулся и хлопнул его по плечу.
- Травы и мази для больных, - сказал он. - А ты не болен.
- Неужели.
- Ты недожив. Вылечить - дело лекаря, а вот жить - дело твое.
Возможно, в словах Ойна и был смысл, но Фили ощутил только разочарование. Простившись, он отправился к себе. Час был поздний, коридоры Эребора были пусты, и до самых своих дверей ему никто не встретился. Гора была все еще слишком огромна для тех, кто успел вернуться, и за многими стенами до сих пор жила тишина и пустота, многие чертоги оставались в разоренном запустении, еще не восстановленные, и оставленные драконом раны в них еще некому было залатать. Королевские залы, разумеется, давно привели в порядок, но не только их: многие, кого Фили навестил под новым их кровом, успели на славу потрудиться. Дори обитал будто в ларце с сокровищами: так искрились и сияли искусно подправленными его умелой рукой драгоценными жилами стены его комнат; у Ори на стенах медленно распускались глубокими и сияющими каменными красками картины виденных им в дороге чужеземных чудес; отреставрированные статуи героев былого держали своды чертогов Балина; возвращения Дис ожидали прекрасные светлые покои, застеленные искристым полотном мозаичных картин, как узорчатыми южными коврами. Кили, не собираясь оставаться в Эреборе, не старался обжить свой угол и до ухода своего ночевал в привратных казармах, вместе с караульными. А Фили, выбрав себе комнату дальше всего от остальных, на самом верхнем ярусе, и собираясь там и оставаться, ничего с ней не делал, и в то время как весь остальной Эребор медленно оживал, зацветал свежим цветом и новым убранством, его комната по-прежнему оставалась в том же голом запустении, в каком он ее нашел: пустые стены, серый пол, и только ниша над очагом украшена яркой росписью, изображающей охоту. Совсем не мастером сделанная, она отчего-то нравилась Фили, и он любил смотреть на нее, в неярком свете огня похожую на огромное окно в стене Горы, открытое в свежий лесной вечер под беспредельным небом в легкой тени стремительных соколиных крыл.
Отворив дверь, Фили замер на пороге, обнаружив перед охотничьей росписью неожиданного гостя. Безусловно заметив его появление, Торин не повернул головы и заговорил, продолжая смотреть на фреску:
- Это нарисовал мой брат. Он жил здесь, в этом чертоге.
Фили подошел ближе, против воли отпустив немного свою напряженную нутряную защиту. Дядя никогда не говорил о Фрерине, ни единого раза, и это так неожиданно сказанное им имя отвлекло Фили от собственного страха и стыда. Торин повернулся к нему, но взгляд его остался замершим на прошлом, на том, что жило еще где-то за каменным окном, в нарисованных лесах.
- Он был хороший охотник. Птицы любили его. - Дядя слабо улыбнулся, вспоминая. - Его любили все. Он позволял им это. Принимал с благодарностью. Легкомысленно. А когда я говорил об этом, он отвечал: это всего лишь любовь, брат. А это всего лишь битва. Всего лишь смерть, всего лишь жизнь. Это были последние его слова. “Всего лишь смерть, братец. Не страшно”. Быть может, он потому и погиб так рано: для него все было слишком уж просто, а на земле нас держит то, что тяжело. Но он был прав в чем-то очень важном. Я не понимал его тогда, а теперь вот понимаю. - Он взял Фили за плечо, тяжелым и крепким полуобъятием, и взор его вынырнул из холодной прошедшей глубины. - Это действительно всего лишь смерть, Фили. Мерзость, боль, разочарование, зверство. И только.
Фили изумленно взглянул на него.
- Ты…
- Это прошлое. Все, что было на Вороньей высоте. Оно не пойдет за тобой, если ты сам не позовешь. - Торин улыбнулся и чуть тряхнул его за плечо. - Незваными приходят только те, кому есть дело.
Фили неуверенно улыбнулся в ответ, отвел глаза, задумавшись. Торин отпустил его и направился к дверям, когда Фили решился его окликнуть.
- А не будь я тебе родней, - спросил он тихо, - было б тебе тогда дело?
Он не смотрел на Торина и не увидел, как что-то дрогнуло в его лице, а заговорил тот неизменно спокойным голосом:
- Даже если бы в тебе не было моей крови, - сказал он, - твоя кровь во мне есть все равно.
Фили непонимающе взглянул на него, но Торин ничего больше не добавил и, наклонив на прощание голову, вышел из комнаты.
Прошло много дней, прежде чем очередной поход к озеру за цветами вновь привел Фили навстречу Сигрид. Сегодня она была в темном серо-коричневом платье, вышитом цветами из разноцветных лент, и Фили едва узнал ее, накрепко связанную для него с водой, в этом земном наряде. Заметив его, она остановилась и подождала, покуда он поравняется с нею. Улыбнулась коротко, приветствуя.
Фили кивнул на озеро.
- Похоже, мы оба любим это место, - сказал он, неловко попытавшись начать разговор, в котором сам не знал, о чем станет разговаривать.
- Я училась здесь плавать, - ответила Сигрид, и голос ее потеплел от воспоминаний, - у этого берега.
Что он мог ей ответить? Она видела на мокром песке следы себя прошлой, вспоминала свое, хотела говорить о себе, но об этом он не знал ничегошеньки и сказать ему было нечего.
- Я вот не умею плавать, - ответил он первое, что пришло в голову. Сигрид повернулась к нему, очнувшись от своих воспоминаний, и он торопливо пошутил: - Мы же из камня рождаемся!.. Тонем тоже как камни.
Сигрид чуть усмехнулась и вновь посмотрела на озеро.
- Это не трудно совсем, - сказала она. - Отец говорил, тут главное - думать, что вода добрая. Зачем ей, чтобы ты утонул?
Это было неожиданно для Барда, которого Фили помнил скорее готовым с боем встречать любую угрозу, чем видеть в этой угрозе добро.
- И правда, зачем, - пробормотал он задумчиво.
Сигрид вновь повернулась к воде.
- Когда озеро крепко замерзает, мы катаемся на коньках вместо лодок. У вас умеют кататься на коньках?
- Умеют, - ответил Фили, - больше мальчишки. Первое, что сыновей учат ковать - это коньки. Дома было состязание, прыгать на коньках через камни на озере. Кто больше за раз - тот драконий король до следующего года.
- Драконий король? - удивилась Сигрид, и Фили, усмехнувшись, рассказал ей про цепочку торчавших из озера камней, похожих на хребет огромного утонувшего змея, и про то, что по легенде старой это и был змей навроде Смауга, которого в одиночку одолел славный Серебряный Бран.
- А у нас бегают наперегонки, от берега до берега, - выслушав, сказала Сигрид. - Победителю весь улов за тот день достается. Я три раза побеждала!
Фили улыбнулся этому милому хвастовству, колокольчиком звякнувшему в ее всегда сдержанном голосе.
- Когда замерзнет озеро, посмотрим, кто быстрее!