Сюя тоже смотрел на труп, хотя его частично скрывали столы. Да, это был именно труп. Никаких сомнений. Трудно было это осознать, но теперь Ёситоки, рядом с которым Сюя провел десять лет своей жизни, стал трупом.
Глядя на выпученные глаза Ёситоки, Сюя ощутил, как гнев его становится все более отчетливым, пульсируя во всем теле. Этот гнев нарастал, разливаясь по всему его телу так, что Сюю почти сводило судорогой. Чувства, притупленные первоначальным шоком, постепенно выходили на поверхность. Повернувшись к Сакамоти, Сюя оскалил зубы.
А того вид ученика, похоже, позабавил. Сюя уже был на грани того, чтобы взорваться точно так же, как Ёситоки. Но затем…
Синдзи Мимура вмешался в самый критический момент, прося его успокоиться… Сюя тут же вспомнил, как считанные секунды тому назад получил от него знак. Все верно… если он сейчас вспылит, он, разумеется, кончит как Ёситоки. А что еще более важно… девочка, которую Ёситоки так обожал, теперь серьезно ранена. Если он прямо сейчас погибнет… что тогда будет с Норико Накагавой?
Сюя усилием воли постарался отвести взгляд от Сакамоти. Он уставился в свой стол. Горе душило Сюю, а сердце его буквально разрывалось от гнева и скорби, которым не был выхода.
Сакамоти негромко рассмеялся. И отвернулся от Сюи.
Пытаясь утихомирить неуемную дрожь, Сюя крепко сжал под столом оба кулака. Он сжимал их все крепче и крепче. Нелегко было обуздать свои эмоции, когда прямо перед ним лежал труп Ёситоки.
Просто непостижимо! Как такое могло произойти? Как можно было потерять человека… человека, настолько близкого?
«Ёситоки всегда был со мной, – думал Сюя. – Неважно, какой ерундой мы занимались. А как насчет того раза, когда он тонул в речке, и я его вытащил? Или когда мы маялись дурью, собирая уйму кузнечиков? Потом мы засунули их в небольшую коробку, и все они в итоге подохли. А нам обоим стало от этого очень скверно. Или как мы соперничали, добиваясь внимания того пса Эдди? Или как мы откололи тот номер в школе и спрятались на чердаке над учительской? Нас чуть было там не застукали, но мы все-таки сумели сбежать и потом славно посмеялись… Мы с Ёситоки всегда были вместе. Это точно. Он всегда был со мной. Так как же он мог теперь оставить меня?»
Синдзи снова поднял руку.
– У меня есть еще один вопрос, господин Сакамоти.
– Опять ты? В чем дело?
– Норико ранена. Я так понимаю, нам предстоит участвовать в Программе. Разве это не сделает игру несправедливой?
– Ну да, пожалуй, сделает. И что с того?
– Думаю, это означает, что Норико должна подлечиться. А это в свою очередь означает, что осуществление Программы должно быть отложено до ее выздоровления. Разве не так?
Сюя, только что едва сумевший сдержать свой гнев, был совершенно поражен непоколебимым спокойствием, звучавшим в речи Синдзи Мимуры. Хотя казалось немного странным, что Сюя так этому поразился. Да, Синдзи Мимура был гораздо спокойнее Сюи и лучше держал себя в руках. Кроме того, Синдзи был прав. Если его просьба будет удовлетворена, им удастся выиграть немного времени. Тогда они, вполне возможно, смогут спастись.
Сакамоти громко заржал.
– Да, Синдзи, это очень интересное предложение.
Однако затем Сакамоти предложил альтернативное решение проблемы:
– Может, нам лучше прямо сейчас убить Норико Накагаву? Тогда игра станет справедливой.
Норико и все остальные вновь оцепенели. Сюя заметил, как Синдзи весь напрягся, выдавая истинную реакцию:
– Я забираю назад свое предложение. Ничего-ничего, я просто пошутил.
Сакамоти снова заржал, реагируя на юморное предложение Синдзи. Тахара, чья рука уже потянулась к кобуре пистолета, быстро вернул ее к ремню винтовки у него на плече.
Затем Сакамоти снова хлопнул в ладоши.
– Ну ладно, а теперь слушайте. Прежде всего, вы все различаетесь по своему интеллекту, физическому развитию и т. д. и т. п. Мы рождены неравными. А потому мы не станем лечить Норико Накагаву… эй, там!! Не шушукаться! – внезапно заорал Сакамоти. Затем он резко швырнул какую-то белую штуковину туда, где Фумиё Фудзиёси (ученица номер 18) о чем-то шептала сидящей рядом с ней старосте девочек класса Юкиэ Уцуми. Сюя на мгновение задумался: может, это кусок мела. Разумеется, учитывая все обстоятельства, такой вариант казался нелепым.
Штуковина издала глухой звук – примерно как гвоздь, вбитый в гроб. Тонкий нож торчал из самой середины чистого, широкого лба Фумиё Фудзиёси.