Я не думаю об этом, когда прыгаю. Холодная вода ударяет по коже и наполняет ноздри, но я не останавливаюсь, когда тянусь к нему. К тому времени, как я прикасаюсь к нему, он выныривает, его мокрые волосы прилипают ко лбу, а тёмно-зелёные глаза блестят на солнце.
Я ударяю его по плечу, тяжело дыша.
— Ты грёбаный придурок! Я думала, с тобой что-то случилось.
Он прижимает меня к груди, заставляя мои удары затихать.
— И оставить тебя? Думаешь, это было бы возможно?
Я вдыхаю его аромат корицы, наслаждаясь им.
— Никогда больше так не делай.
— Я только наблюдал под водой. Я не думал, что ты так скоро очнёшься от своего сна.
— Ну, ты забрал мою одежду, извращенец.
— Нужно быть одним, чтобы знать одного, Бабочка.
— О чём, чёрт возьми, ты говоришь?
— Думаешь, я не замечаю, когда ты фотографируешь меня, когда я сплю?
— Я... я не фотографирую.
— Ты пялишься на фото, когда меня нет рядом с тобой? У тебя есть ещё одна странность, о которой мне следует знать? Ты же знаешь, я всегда готов исполнить все твои извращённые желания.
Так оно и есть. Не было ни одного желания, которое бы он не осуществил. Он зажигает моё тело в огне наилучшим из возможных способов, и не останавливается, пока я не буду полностью измотана и довольна.
— Готов, когда будешь готова.
Он просовывает своё бедро между моими, заставляя меня почувствовать его эрекцию, и да, он тоже голый.
— Так вот почему ты снял с меня бикини?
— Нет, я попросту помог, чтобы у тебя не было линий загара, чтобы их никто не увидел.
Он опускает голову и сосёт нежную плоть моей груди, оставляя горячую красную отметину.
Я выгибаю спину, мои глаза закрываются. Это всегда было нашим любимым местом; он любит отмечать меня в местах, которые видит только он, а я люблю смотреть на отметины, которые он оставляет на моём теле.
Он поднимает голову, и его глаза держат мои в заложниках. Я постоянно в восторге от того, как он смотрит на меня, как он хочет меня, как он никогда не смотрит ни на кого, кроме меня.
Дело не только в сексе или перегибах, дело в том, как он прижимает меня к себе без всякой причины, кроме как чувствовать меня рядом. Это о том, как он читает мне каждую ночь, положив мою голову себе на колени, и, если я засыпаю, он крепко обнимает меня и спит, прижавшись губами к моему лбу.
Это о нем и обо мне, и о долгом путешествии, которое мы предприняли, чтобы наконец-то быть вместе на глазах у всего мира.
Я обвиваю руками его шею и глажу волосы у него на затылке.
— Ты мой мир, Коул.
— Я знаю.
— Нет, я серьёзно. Ты весь мой мир, и не знаю, как бы я смогла жить в нём без тебя.
— Тебе и не придётся, потому что ты не сможешь избавиться от меня, Бабочка. Ты мой хаос, не забыла?
— И твоё спокойствие?
— И моё спокойствие.
— И твоя любовь?
Он улыбается, и я чуть не падаю в обморок здесь и сейчас.
— И моя любовь.
— Я так сильно люблю тебя. Отныне и навсегда, муж мой.
— И я люблю тебя, жена.
4
БЕРЕМЕННОСТЬ
16
Леви
23 года
Я бросаю сумку на диван и направляюсь на кухню, чтобы взять немного воды.
Сегодняшняя тренировка была чертовски утомительной. Я удовлетворил свою обычную потребность в адреналине и даже больше.
А теперь я просто хочу прижаться к своей прекрасной жене и посмотреть один из тех кровавых фильмов, которые она так любит.
Другим нравятся романтические комедии, но моя одержима странным дерьмом. Я люблю её ещё больше за её эклектичный вкус.
Сделав глоток воды, я останавливаюсь с бутылкой на полпути ко рту.
Дверь в студию открыта.
Обычно, когда я возвращаюсь домой рано, мне приходится хандрить перед ней, как грёбаному идиоту, пока она не выйдет. Я уважаю её потребность в одиночестве, чтобы она могла создавать шедевры. Кроме того, Астрид всегда говорит, что я отвлекаю, поэтому я стараюсь держаться в стороне. Ключевое слово — «стараюсь».
Тот факт, что дверь сейчас открыта, является неправильным. Я ставлю бутылку на стойку и захожу внутрь. Дэниел заходил? Но он в Штатах.
Он и Нокс, шурин Ронана, завели что-то вроде дружбы, основанной на том, что они трахались с американским женским населением, и решили остаться в Штатах даже после окончания колледжа. Астрид сказала бы мне, если бы Дэниел вернулся, и даже если бы она этого не сделала, я бы почувствовал это, учитывая, что она проводит всю неделю вне себя от волнения.
Это означает, что Дэниел убрался с дороги.
Я также не думаю, что это Эльза или жена моего дяди, так как они с Эйденом и Джонатаном на острове последнего. Мы с Астрид не присоединились, потому что у меня была тренировка, а Астрид была... нездорова.
Это то, что она сказала Авроре, жене моего дяди, когда говорила с ней по телефону вчера вечером. Я смутно помню слово «нездорова» и подумал, что это сон.
Мои ноги тяжелеют, когда я вхожу в студию. Запах краски и угля ударяет мне в ноздри, и я останавливаюсь на пороге, чтобы отдышаться.
Это ерунда. Это пустяк.
Моя Астрид сильнее мира и всего, что в нём есть. Не может быть, чтобы она так плохо себя чувствовала.
Я останавливаюсь, когда вижу, что она стоит перед зеркалом. У неё есть одно здесь, когда она делает наброски моей обнажённой натуры. Она говорит, что это для того, чтобы она могла рассмотреть все возможные ракурсы. Обычно я кончаю тем, что трахаю её перед ним, потому что хочу, чтобы она видела нас со всех возможных сторон.
Однако сейчас она, похоже, не рисует или что-то в этом роде.
Её лицо бледно, когда она прижимает майку к груди и смотрит в зеркало пустым взглядом.
— Астрид... — бормочу я тихим голосом, переводя суматоху, которая кружится внутри меня.
Она вздрагивает, прежде чем смотрит на меня со слабой улыбкой на лице. Она всё ещё бледна, на её щеках нет ни капли румянца.
Я подхожу к ней в два шага и беру за подбородок, затем пристально смотрю на неё. Она заболела, а я этого не заметил?
Этого не должно было случиться. Я наблюдаю за ней больше, чем за чем-либо в этом мире, включая себя.
Её благополучие важнее всего остального.