Итак, после 1598 года Франция сочетает в оригинальных пропорциях религиозный полицентризм и пока еще слабое господство объединяющей монархии. Это смешение непостоянно и плодотворно: протестанты в своем «плодородном полумесяце» Юга Франции, проходящем от Шаранты до Дофине через Гиень и Лангедок, составляют значительное меньшинство городского и сельского населения. Последние исследования Филиппа Бенедикта оценивают общую численность гугенотов во Франции в тот период в 903 000 человек; сюда следует добавить 112 000 беарнцев, которые в принципе все, волей или неволей, приняли протестантство. Многие из кальвинистов принадлежат к городской элите — интеллектуальной, капиталистической — и даже к государственному чиновничеству. С другой стороны, их военные претензии подкрепляются наличием у них ряда крепостей (Ла-Рошель, Монтобан и т.д.); после смерти Генриха, обоснованно или нет, это покажется малоприемлемым для королевской власти; она проявляет склонность к репрессиям, протестанты тут же, в 1620-х годах, поддадутся искушению решить споры путем гражданской войны: их менталитет вообще отличается склонностью к воинственности, особенно у южан, которые легко приходят в раздражение.
Однако с 1598 по 1610 год ситуация еще не является таковой. Дух сосуществования и мира приносит свои плоды без конца: регулярные ассамблеи протестантских церквей Франции собираются раз в каждые три — пять лет. Правительство нисколько не препятствует этому. К тому же Генрих оказывает давление на парламенты, в основном состоящие из католиков, чтобы заставить их утвердить Нантский эдикт. Среди самых громких имен страны есть и протестанты: Ледигер, гугенот, большой друг Беарнца, становится королевским наместником в провинции Дофине, которая давно уже находилась у него в руках. Он назначен маршалом Франции в 1609 году и соблаговолит перейти в католичество лишь гораздо позже, во времена Людовика XIII, когда идеологическое давление станет более настойчивым, и то только после вручения ему меча коннетабля. Некий Луи Тюрке де Майерн, лионский гугенот, в своем труде «Аристократическо-демократическая монархия» (изданном в 1611 г. в конце правления Генриха IV) разрабатывал теории, которые заставляли вспомнить спорные концепции протестантских монархомахов XVI века. Согласно Тюрке, монархия, хотя и имеющая божественное происхождение, осуществляет верховную власть в «феоде всеобщего тела ее народа». Она должна подчиняться пирамиде представительных советов и Генеральных штатов, регулярно созываемых. Автор даже похваляется некоторыми контактами с самим Генрихом IV. В итоге он твердо восстанавливает связь, которая в 1570-х годах тесно объединяла протестантство с первыми демократическими чаяниями.
Конечно, было бы наивным говорить об идиллии между «двумя религиями» в первом десятилетии XVII века. Католическая Церковь продолжает осуществлять давление всякого рода, в том числе с помощью обычного денежного подкупа, чтобы гугеноты, занимающие высокое или низкое положение, переходили в католическую веру. И наоборот, в Беарне и даже в Ниме протестантская нетерпимость продолжает давить на местных папистов; они загнаны в полуподполье в том, что касается отправления их религиозного культа.
И тем не менее это эпоха достаточно мирного «сожительства», вполне заслужившая тот поток ретроспективной ностальгии, которую будут обильно выражать в отношении нее философы — сторонники терпимости во главе с Вольтером, автором хвалебной «Генриады». Кроме того, дух взаимного уважения между конфессиями и внутри конфессий действует, как циркуль: открытый на максимальный свой «размах», он включает в свой экуменический захват не только гугенотов, но и лидеров Лиги, еще вчера бывших «непримиримыми» противниками Беарнца. Привлечение на свою сторону Гизов, Анри де Жуаёза и некоторых других лидеров, вероятно, стоило более 10 млн. ливров, полученных ими в качестве денежного вознаграждения, то есть составляло больше половины годового бюджета монархии, такого, каким он был установлен де-факто в 1600 году… Гражданский мир стоит этой цены. В данном случае ценой больших расходов Генрих проявляет общее желание интеграции и примирения аристократических элит: отныне некий Гиз мог близко соседствовать с неким Сюлли без того, чтобы оба они вцепились друг другу в горло. Людовик XIV в другом плане будет действовать так же, когда станет осыпать пенсиями придворных вельмож, чтобы сделать их зависимыми. Чисто социологический анализ этих явлений был бы, однако, слишком сухим. В действительности первый Бурбон лично обладает тонким чувством справедливости и своевременности, парадоксально соединенных вместе. Листовка, которую он приказал широко распространять при вступлении в Париж в марте 1594 года, представляет собой прекрасный пример этого умения действовать по обстоятельствам: подписавшийся лично король обещал в ней прощение и полную амнистию всем лицам и всей собственности в отношении сторонников Лиги, включая наиболее ярых ее приверженцев, в частности Партию шестнадцати (см. гл. X). Это обещание в целом будет выполнено. Хотелось бы пожелать, чтобы этот пример и в наше время вдохновил лидеров гражданских войн в разных странах, вождей, зачастую мстительных, кровавых, непримиримых…