Снабжение водой, уборка и освещение городских улиц также являются предметом принимаемых мер, неэффективность которых прямо противоречит трогательным благим намерениям. Сооружение декоративных фонтанов, бесспорно украшающих город, вывоз парижского мусора гужевым транспортом в соответствии с генеральным подрядом 1601 года и, наконец, налог на уличные фонари дают весьма скудные результаты в практическом и гигиеническом плане. Необходимо дождаться эпохи Кольбера, чтобы улицы Парижа стали достойно освещаться; дождаться, наконец, наступления XIX века, чтобы каналы и сточные сооружения, вырытые или реконструированные, удовлетворительно снабжали Париж чистой водой и уносили обильные нечистоты.
Говоря о городах, в настоящей книге мы сосредоточили внимание прежде всего на становлении политики или суверенного государства или, в меньшей степени, на собственно экономической и социальной истории городов (и деревни), которую мы в основном рассматривали в предыдущих книгах. Итак, возьмем чиновничье государство, фактически городское в достаточно широком понимании этого понятия. Оно включает два социальных аппарата, которые стоят рядом в центре системы: финансы и чиновничество являются одновременно надстройкой механизма монархии и «бенефициариями», которые получают основнные выгоды от экономического процветания в мирный период правления Генриха IV. Начиная с 1598 года окончательно оформляется группа финансистов, обслуживающих одновременно государство и частный сектор. Сначала это итальянцы, прибывшие из Лиона или с Апеннинского полуострова, например Луи Дадиасето и Себастьян Цамет, «сеньор с восемнадцатью сотнями тысяч экю». Но среди них все чаще и чаще встречаются и французы, иногда гугеноты, а позже в большинстве своем католики, такие как Жан де Муассе, Дени Фейдо, Пьер Лонге… Современный историк Франсуаза Байяр показала механизм их действий: «откупщики, учитывающие векселя или дающие в займы», широко используют подставных лиц, например Анри де ла Рюэля, который был в 1605 году подставным лицом Фейдо при откупе налога на соль; финансисты окружают себя тайной и консолидируются в ассоциацию. Поскольку их собственные капиталы были недостаточными для потребностей государства, которые они должны были удовлетворять, финансисты берут необходимые и даже более значительные суммы в долг окольным путем, через одного из членов своей группировки, специализирующегося на этом виде операций. Короче говоря, они «заполучили в свои руки» сбережения, возросшие в период обогащения в начале XVII века. Какие сбережения? Деньги надо брать там, где они лежат. Финансисты-заемщики находят заимодавцев, которым они внушают доверие, «в классе собственников» (как его гораздо позднее, в XVIII в., назовет физиократ Кенэ), в том самом классе, который владеет половиной земли королевства и держит в своих руках золото, деньги, титулы, чиновничьи должности, духовные звания, торговлю. Говоря иначе, этот класс состоит из «поместного дворянства, “дворянства мантии”, церковных сановников и крупных буржуа». Освобожденные от налогов в своем значительном большинстве — и те и другие через эту функцию заимодавцев — тем не менее вносят на благо государства свою (большую) лепту; они призваны выступать в качестве его «спонсоров», короче говоря — субсидировать его наличными, в чистых денье, хотя и небезвозмездно и с получением впоследствии процента. Монархия может таким образом рассчитывать одновременно на деньги непривилегированных (налогоплательщиков) и на «залежи звонкой монеты», которые контролирует элита, в принципе освобожденная от прямых налогов, поскольку названные «залежи» обнаружены и пущены в оборот финансистами. «Финансовая база государства является гораздо менее узкой, чем ошибочно полагают многочисленные историки». Вся нация вносит свой вклад в казну короля: крестьянская земля, обложенная налогами, и помещичья земля (теоретически свободная от налогов, но дающая деньги для займов). Таким образом объясняются огромные способности к аккумуляции денежных средств, к их «инкассации» (во всех смыслах этого термина), которые характеризуют французскую монархию при Генрихе IV и еще больше при Ришелье и при Людовике XIV — именно тогда, когда, как ошибочно предполагают, это королевство погрязло в острейших финансовых и военных осложнениях. Королевство всегда остается гораздо менее бедным или гораздо более богатым, чем кажется.