Что ж, просить вылечить Репку Ганконера я передумала; куст с ягодками уже объеден. А тут саночки и армячок тёплый гостеприимными хозяевами уже приготовлен. И я смогу, наверное, прояснить, осталось ли у эльфа что-нибудь в памяти, кроме семечка, которым я залепила ему в лоб.
— Пожелает. Ганконер, спасибо за ягодки и за чудесные истории. Грейся и выздоравливай, — и я радостно поскакала к гномам.
12. Национальные гнумские забавы
«С кем ты мне изменяешь, память?»
© Великий Нгуен
Испытала восторг, поняв — не помнит. Ведёт себя вежливо, предупредительно и сдержанно, как и не было ничего. Ни тени, ни намёка. У-и-и-и! Всё моё, только моё. Умирать буду — вспомню, как меня, простую крестьянку (лан, не совсем простую, но всё же!) поцеловал эльфийский принц. Грядущая смерть уже не так ужасала. Все мы умрём, раньше или позже — это судьба. Подозреваю, будь на моём месте профессиональный этнограф, он бы не только жизнь, но и душу отдал за возможность увидеть то, что я увижу (ага, ещё и поучаствую)), и его бы уже на костёр волокли, а он бы всё дописывал-торопился. Я не этнограф, но графоман, что тоже вполне себе диагноз, и я опишу, как смогу и что успею.
Истошно вереща, каталась с высоченных гор, и все вокруг катались и визжали, так что позору никакого не было; участвовала во взятии снежного городка. Принц, кстати, был среди отбивающихся, и, как мне показалось, за семечко это клятое, по-моему, прицельно в меня кидался, так что от снега было не проплеваться, и света белого я не видела. Весело было, ах, весело) Промёрзла, намокла и извалялась в снегу, прям как в детство упала; раскалённая парилка после этого раем показалась, и чистая сухая одежда, и носки шерстяные, и горячий травяной настой с плюшками.
Только доползя до кровати и потянувшись распустить завязки на юбках, вспомнила, что Репку-то и не навестила за всей этой счастливой беготнёй. Что ж, поздний вечер, но мне ничто не мешает сходить сейчас. Нагребла в карманы сухариков и развернулась к выходу. И тут меня осенило: Ганконер болен, но Леголас-то здоров! Скакал сегодня, как и не три тысячи лет ему; я аж подивилась, как это такой аппетит к жизни и её удовольствиям сохраняется у сказочного народа. А ведь он меня вылечил, когда вызволил из подвалов ратуши, где я почти умерла, так что может и лошадке помочь. Может быть. Спрос не грех, и я, не без усилия вспомнив, куда его поселили, храбро отправилась в гости, надеясь, что он там, а не Гимли где-нибудь троллит устойчивостью к спиртному.
Уже постучав, несколько струхнула, ощутив, что храбрость моя была скорее телесного свойства: от веселья сегодняшнего всё казалось простым и лёгким, но задавила в себе это чувство — лошадке хотелось помочь.
Его высочество нянчился с луком, меняя отсыревшую во время снежных игр тетиву: эльф, как татарин без коня, без лука шагу не ступал. Позднему визиту не удивился и вообще никаких эмоций не проявил, но был внимателен. Хотела было сначала поговорить о разном, о погоде да о жизни, но поняла, что неспособна на это, да и нет смысла скрывать свои меркантильные интересы, ради которых заявилась на ночь глядя.
— Ганконер болен.
— Я знаю. Он не умрёт, — лицо пустое, молча возится с тетивой.
— Репка хромает. Я просить за неё. Лечить Репку?
Молча встал и жестом предложил следовать с ним. Ура! Он хотя бы посмотрит. Всё-таки, как они быстро двигаются! Вроде бы идёт не спеша, но приходится рысить за ним, как мультяшному Пятачку. Впрочем, эльф почувствовал это и сбавил шаг, подстроившись под меня. На выходе из пещер опять завывало и сыпало снегом, как из худого мешка: разыгрывалась метель, и я в очередной раз порадовалась, что не в чистом поле обретаюсь, и нежнейше вспомнила перины и пуховые одеяла, в которые скоро закутаюсь.
В скотных пещерах было тихо, и лошадка мирно лежала в куче сена. Увидев нас, поднялась, и я снова огорчилась её хромоте и отсутствию улучшений. Уже привычно похлопала по боку, чтобы повернуть к свету, и начала помаленьку скармливать сухарики. Когда Репка ела, она фиксировалась надёжно) Слушала, как лошадь хрупает сухарями и напряжённо смотрела на Леголаса: что скажет? Он довольно долго молчал, осматривая и ощупывая Репочий окорок, и это оптимизма не добавляло, но отвлекать эльфа вопросами смысла не видела. Что надо — сам скажет. Этим вечером он неразговорчив, зачем дёргать понапрасну. Придерживая лошадь, задумалась о невесёлом и вдруг поняла, что принц уже лечит её: лицо сосредоточено, и тёплое золотистое сияние исходит от рук, как будто растворяясь в теле Репки. Той очень понравилось: аж про сухари забыла, и вся потянулась к нему, стараясь прижаться посильнее и обмирая от очевидно хороших ощущений. Видя, как она навалилась на эльфа, понимала, что меня давно бы задавило, а он как и не чувствует. И Леголас всё вливал и вливал в неё этот свет, и удивительно было видеть и понимать, как уже привычная боль оставляет тело лошади, и как она радуется этому, и какое облегчение испытывает.
Придя в очень хорошее настроение, Репка неожиданно заподскакивала и пробежалась туда-сюда, эдак игриво разбрасываясь копытами. Я еле отскочить успела. Надеюсь, она это от избытка чувств. Мне очень нравилось, что никогда у неё не было амбиции гарцевать, как это делали жеребцы моих спутников.
Сама не заметила, как оказалась по ту сторону кованой загородки. Стоя рядом с эльфом, с нежданной радостью смотрела, как лошадь бегает и веселится, а потом успокаивается немного и подходит к нам. Тоже повеселевший Леголас чесал притихшую уже лошадь за ушком: всё понимает божья тварь, и Репка очень хорошо понимала, кто ей помог, и была благодарна. Сочтя себя не такой благодарной, но всё же и не совсем бездушной, я, собравшись с мыслями, изронила, уже привычно корёжась от неловкой своей речи:
— Моя радоваться. Не знать, как благодарить, — и огорчённо умолкла, не имея возможности выразить свои чувства.
Леголас посмотрел неожиданно сияющими глазами и посветлел лицом:
— Ох, Блодьювидд, в степях есть народ, известный своей свирепостью и жестокими нравами, и они чем-то напоминают тебя в своём простодушии) Вспомнил, что есть у них интересная традиция: им ничего нельзя продать и ничего нельзя у них купить. Но можно подарить и получить подарок в ответ. Я помог просто так, безо всякой корысти. Но если ты захочешь подарить мне что-то в ответ, я почувствую себя счастливым.
Удивившись, чем мог прельститься принц — у меня же нет ничего в этом мире, я покивала головой в знак согласия и с любопытством уставилась на него: что же ему понравилось? Это напоминало анекдот, в котором хозяин дома не выгонял ночных воров, а лежал тихо в надежде, что те нароют что-нибудь ценное, про что он и сам не знает.
— Поцелуй меня, не отпрыгивая и не роняя табуретки, — в глазах принца плясали черти.
…!!!!!! Всё помнит! Прислонилась к решётке — колени мои вдруг стали, как отражение в зыбкой воде — забилось сердце, и в горле пересохло. Сама удивилась своему испугу и огорчению.
— Ну вот, опять! Не бойся, я не орк и не человек. Понимаю, что ты запугана, но я не сделаю ничего, чего ты не захочешь, и остановлюсь в любой момент. Позволь прикоснуться к твоему пламени. Не огорчай меня, делая вид, что ничего не случилось между нами. Я прошу только о поцелуе! — и спросил с печалью, — или совсем не нравлюсь? Нравится другой?
Я молча помотала головой, не зная, что сказать, и находясь в смятении, но потихоньку отходя от потрясения и с приятностью задумываясь о повторении вчерашнего опыта. Вчера это было неожиданно, но сегодня-то я распробую! О возможности шокировать принца своей человечностью решила не думать — вольно ж ему домогаться до человеческой женщины, тут я снимаю с себя ответственность. Освоившись в изменившемся мире, подняла глаза на эльфа:
— Да.
Думала, что он поцелует меня тут и поискала задом решётку, чтобы прижаться к ней и не упасть, но Леголас не спешил: