— Что, такие красивые цветы?
Не похоже, чтобы Аманиэль хотела кому-то нравиться или общество уважала, но вылощена была на диво. Наверное, любит красивое, а ей ярко-сиреневые цветы пойдут. О возрасте мы не говорили — но статус, специфическое, еле чувствующееся пренебрежение (даже и к владыке!) и характерная для возрастных эльфов статичность, делающая каждую их позу и каждое движение очень эффектным — всё говорило за то, что лет госпоже Аманиэль немало. На мой вопрос она вежливо отмахнулась:
— Яд интересный. В плодах, — эльфийка спешилась и достала из рукава расшитый мешочек.
Я тоже сползла с лошади и начала собирать твёрдые зелёные ягодки картофеля. Ну да. Целители-то у эльфов не только целительством занимаются, а уж цветочки да романтика, судя по всему, не слишком мою жрицу интересуют.
— Любовь — дело молодых, богиня. Старые думают о власти и об играх разума, — она по-прежнему как будто отмахивалась, — а тот же Ороферион и в юности сухарь сухарём был.
Трандуил-то сухарь⁈ Да он жив, как никто, и страстями полон! На изумлённое молчание эльфийка мелко расхихикалась и тут же посерьёзнела. Торжественно, почти скорбно сказала:
— Чтобы так ощущать Орофериона, надо быть богиней, сила которой сносит всё на своём пути. Воплощением любви, Бичом Эру… неотвратимостью, — и, попростев: — Надеюсь, ты получаешь от этого достаточно удовольствия, чтобы не желать покинуть бренный мир.
Не удержала усмешку: увлекающееся играми разума эльфийское старичьё, небось, мечтает об экспансии, так разве не справедливо, чтоб игроки и страдали от Бича Эру, каковым меня сейчас без обиняков назвали? Аманиэль только разулыбалась:
— Именно. Прекрасная, ты всё понимаешь.
Дальше она как-то очень ловко и льстиво поведала, что понимаю я всё, да не всё: терзаться какими-то там муками совести вовсе незачем, мои так называемые жертвы истинно счастливы и всё у них хорошо. Жизнь сияет, небеса улыбаются каждому лично. И она ещё раз окинула бешено цветущее и плодоносящее Глоренлиново дерево специфическим жалостливым взглядом. Когда я не выдержала и прямо спросила, читает ли она мысли, эльфийка отрицательно покачала головой, и я в очередной раз подумала, что не один Ороферион может пройти по ручью до реки и без копания в моей голове. Хорошо хоть этой от меня ничего не надо — вон, аж правнуки имеются. Или надо, и я об этом узнаю в своё время? И тут же была удостоена взгляда добрейшей из бабушек, что с образом совершенно не вязалось (ей бы холёную злую мачеху отыгрывать):
— Ничего. Мне не нужно ничего. Служение моё бескорыстно и беззаветно, — и, с ухмылочкой: — Ороферион трясётся, что, если ты будешь чувствовать себя обманутой и использованной, то ускользнёшь. Так что не думай, выбрал он меня именно за религиозность и полное в этом бескорыстие. А проста с тобой я потому, что тебе так больше нравится, и только.
Подумала, сколь противоречивы высокородные, а и себя такой почувствовала: злилась, но и радовалась. Эллет Аманиэль понравилась, как ни одна другая эльфийка до того, и общество её стало удивительно приятным. Не осознавала раньше, но всё мне казалось, что я нечестным образом отбираю у них сыновей и возлюбленных, и это смущало и сковывало.
И я всю неделю прекрасно проводила время, хвостом таскаясь за эллет Аманиэль, помогая ей собирать травы и обрабатывать их, и слушая, слушая — про травы, про цветы, про устройство мира с точки зрения высокородных… скабрезные сплетни, надо признать, мою новую жрицу интересовали мало, то ли в силу душевной чистоты, то ли от презрения даже к себе подобным, которого в ней, похоже, хватало.
Трандуил с лёгким неудовольствием заметил, что это эллет Аманиэль служит мне, а не я к ней в служанки записалась, но и только. Синеглазый король вообще был очень внимателен и одновременно ненавязчив — наверное, чуял неладное, осторожничал. Мне же доставляло почему-то необыкновенное удовольствие побеседовать на ночь глядя, неоткровенно косясь, как красавец-эльф вальяжным котом потягивается в кресле, как ноги длинные на стол закидывает, и чувствовать, как мой голос становится ниже и начинает похрипывать, как в горле пересыхает и тело охватывает истома — и ласково прощаться, уходя на ночь к себе. Король по-прежнему смотрел насмешливо, лениво салютовал на прощание — и не мог скрыть голодный блеск в глазах, что льстило ужасно и делало… очень живой.
К исходу недели я себя чувствовала, наверное, так же прекрасно, как насосавшийся свежей крови вампир, и на встречу с эру Лисефиэлем заявилась цветущая, нарядная, полная всяческой благосклонности, но совершенно не расположенная спать с кем бы то ни было, мне и так было хорошо.
161. Ландышевая полянка
У турок есть три вида чести: намус, сайгы и шереф. Намус связан с женской непорочностью, сайгы — с уважением в семье, а шереф — с влиянием в обществе. Все три вида чести надо блюсти и приумножать.
И сдаётся мне, что третий вид чести у эльфов в ходу, и рыжик его здорово приумножил, появившись на свадьбе сына в моём обществе.
Но какое там «рыжик»! Поймала себя на том, что, открыв рот, смотрю на эльфийского патриарха во всём его великолепии: естественнейшая спесь, в-о-от такое чувство собственного достоинства и благородство в каждом жесте — и всё без тени наигранности. Впечатлилась страшно. Я раньше только Трандуила таким видела. Сначала пыталась как-то соответствовать, а потом плюнула и радовалась, глядя на это бледное лицо с тяжёлой челюстью средневекового барона, на брови бархатные да на улыбку, и всё не понимала, как это можно улыбаться одновременно так приветливо и так по-барски. Движением брови, наклоном головы и жестом приветствовали многочисленные гости. Мы вместе встречали их на огромной поляне, торжественный Дживз возглашал имена и титулы (главы родов и домов так и сыпались), а Лисефиэль приветствовал. Я смотрела на расфуфыренных сидхе, а больше на него, и думала, что такого баса в жизни не слышала, истинно бриллиант! Кивала и улыбалась (королева в восхищении!), а сама слушала и заслушивалась, и с печалью думала, что у меня-то самой полусорванный, верещащий детский голосишко, и хорошо, что от меня речей не требуют.
Жениха, пришедшего позже всех, в сопровождении друзей, я почти не разглядела — за теми самыми друзьями и расшитой орифламмой, которой его прикрывали. Сжала губы, вспомнив — там, в Лориэне, белая была, а сейчас зелёная с золотом, это знамя клана рыжих… и постаралась согнать печаль, хотя бы с лица.
Впрочем, быть гостями на свадьбе оказалось весело, веселее, чем в ней участвовать (если сравнивать мои походы к алтарю в Бельтайн). Сначала смеющаяся толпа двинулась к священному источнику, у которого я впервые увидела невесту с родичами. Это выглядело, как слияние рек: рыжие в зелёном смешались с блондинами в белом. Во время встречи молодых наконец разглядела рыжего (сильна наследственность принца Маэдроса!) жениха, смазливого, с глазами цвета бледных сапфиров; невеста же была белее белого (ей-ей, этому роду не мешало разбавить кровь!).
У ключом бьющей воды ждала моя жрица, Аманиэль. Как никогда похожая на злую мачеху, она, похоже, довольна была своим новым положением. Мне казалось, что предела торжественного пафоса достиг Лисефиэль, но, на мой взгляд, она его переплюнула, когда наклонилась зачерпнуть в чашу, по ощущению, старее, чем она сама.
Брачующиеся тоже не подкачали, с запредельной серьёзностью выпив по очереди, не поднимая ни на кого глаз. Обряд оказался приятно лаконичным, не хуже похорон, и на том закончился. Весёлая толпа двинулась к дереву жениха, в котором собирались поселиться новобрачные.
Пока шли обратно, начало темнеть; на поляне у дуба молодожёнов Аманиэль двинула рукой — и вспыхнуло, как будто бензином на искру плеснуло, костёр в рост человека взвился, и ряд маленьких огней аллейкой пролёг ко входу в жилище.